Профессор Мартенс составил себе европейское имя, не только как ученый-теоретик международного права, но и как авторитетный русский публицист, защищающий интересы и воззрения русской дипломатии в наиболее важных текущих вопросах внешней политики. Во время Брюссельской конференции 1874 года он был деятельным проповедником улучшения и кодификации военных обычаев; во время восточных замешательств он написал »исторический этюд о русской политике на востоке; после турецкой войны он издал книгу « о восточной войне и брюссельской конференции», ...он напечатал рассуждение о «России и Англии в Средней Азии, «позднее появилась брошюра о «конфликте между Россией и Китаем, об его причинах, его развитии и его всемирном значении».
Г. Мартенс вел также энергическую полемику по вопросу о выдаче политических преступников, защищая точку зрения петербургского кабинета против английских и французских публицистов, работы и статьи автора, предназначавшиеся для иностранной публики, издавались на нескольких языках. В то же время, автор, по поручению нашего министерства иностранных дел, предпринял весьма полезное издание «собрание трактатов и конвенций, заключенных Россиею с иностранными державами» с историческими комментариями (вышло семь томов). Все это в связи с близким участием г. Мартенса в занятиях гентского «Института международного права» создало автору такое положение, какое достается немногим из русских ученых.
Труд г. Мартенса - самостоятельная попытка установить новую систему, которую должна усвоить наука международного права в ближайшем будущем.
Г. Мартенс различает три периода в развитии международного права в Европе: первый период, до Вестфальского мира, характеризуется господством физической силы; второй, до Венского конгресса, воплощает в себе идею политического равновесия, а третий, до настоящего времени, соответствует преобладанию принципа национальностей. В будущем же предстоит господство «идеи права в самом обширном смысле этого слова».
... Война рассматривается автором под сложною рубрикою, скрывающей несколько ея истинный характер... Автор неоднократно высказывает мысль, что «внутренняя жизнь и порядок государства обнаруживают роковым образом свое действие на международные отношения и политику». «Международные отношения всегда представляют зеркало, точно отражающее внутреннее состояние государственных обществ в известную эпоху их существования и принципов, которые лежат в основании социального и политического их строя ... Стоит только определить крепость внутреннего государственного порядка и степень общественного развития данного народа, чтобы определить, помимо его внешней физической силы, степень его влияния и значения в области международных отношений. Если в государстве человеческая личность, как таковая, признается источником гражданских и политических прав, то и международная жизнь представляет высокую степень развития, порядка и права.» (Т7 1 с 2-3)
«Чем более государства сознают свои обязанности в отношении своих подданных, тем более относятся с уважением к их правам и законным интересам, тем менее будет произвола во взаимных отношениях государств, тем лучше будет обеспечено мирное и правомерное течение международной жизни.
Логически это кажется совершенно верным; но если мерку, предлагаемую автором, применить к политике отдельных государств, например, Англии и России, то обнаружится некоторая несообразность. Внешняя политика англичан носит на себе характер насилия, произвола и неразборчивости в средствах; самому г. Мартенсу приходилось не раз доказывать несправедливость дипломатических предприятий и притязаний Англии, а между тем, станет ли он утверждать, что таким же характером отличается внутренняя политическая жизнь англичан...
Международная роль России имела часто руководящее значение в Европе, она постоянно усиливалась с конца прошлого столетия, проявляясь в самых великодушных и бескорыстных формах - то в виде далеких походов за защиту Австрии или Пруссии, то в виде спасения Европы от Наполеона. Скажет ли г.Мартенс, что эта... самоотверженная роль русской политики вытекала из высокого развития внутренней жизни России в эпоху крепостного права?
... Г. Мартенс, впрочем, признает важность физической силы в международных делах; он вводит силу в состав своей системы, как необходимый способ «международного принуждения» и «восстановления нарушенного юридического порядка». Он не разделяет надежд на прекращение войн посредством применения начал третейского суда или арбитража... «Во всех международных делах, в которых на первом плане стоит политический элемент, третейское разбирательство невозможно. Оно приложимо только к таким, большей части, несущественным разногласиям государств, в которых замешаны главным образом интересы юридического свойства».
Как средство международного управления «война подчиняется праву. Непосредственная цель войны - восстановление права и мира».
Эта теория кажется нам слишком смелою. В споре между Данией и Пруссией право вполне могло быть на стороне датчан, но право Дании должно было подчиниться прусской военной силе. Можно ли говорить о восстановлении права путем войны, когда результат зависит исключительно от превосходства силы, которая редко совпадает с превосходством права? Если сила и право – синонимы, то можно говорить и о праве войны; но зачем маскировать грубый факт господства силы натянутыми фразами об идее права?
«Право и оружие чаще всего противоположны между собою», по признанию Гуго Гроция. Это положение имеет силу теперь, как и двести лет назад. Никакое право, хотя бы самое священное, не устоит против миллионной армии, направляемой честолюбивыми и безразборчивыми патриотами. Нынешняя Германия всегда права против таких соседей как Дания, Англия всегда считает себя вправе распоряжаться по-своему в Египте и везде, где она не предвидит серьезного сопротивления, не стесняясь вовсе вопросом о праве.
Переименовать войну в «международное принуждение» или даже в средство «международного управления» не значит еще смягчить существующее поныне господство физической силы, которое, по автору, отличало собой эпоху, предшествующую Вестфальскому миру. В средние века избиение человеческих масс не было еще доведено до такого совершенства и до таких колоссальных размеров, как в новейшее время. Средневековые битвы могут считаться детскими забавами сравнительно со сражениями при Садовой, или Марс-ла-Туре, где десятки тысяч людей умерщвлялись за один день; рыцарские осады крепостей и замков кажутся пустяками по сравнению с осадою Парижа немцами или даже со стоянкою русских войск под Плевною... Нет никакого основания помещать период физической силы в какой-нибудь отдаленный от нас период международных отношений; это господство в более широких и усовершенствованных формах продолжается доселе, оно сопутствует принципу национальностей.
... Военные потрясения и неудачи неизбежно приводят к последствиям, против которых бессильна предусмотрительность правителей. Для того, чтобы народ не возбуждался ходом войны и оставался спокойным зрителем катастроф, для этого нужно было превратить народ в безличную, пассивную массу рабов, неспособных отдаваться человеческим чувствам и порывам. Такого результата нигде и никогда не достигали вполне; а если бы возможно было достигнуть, то стремиться к этому было бы по меньшей мере опасно, на случай внешних поражений. Ни одно правительство не заинтересовано в том, чтобы гарантировать себя от появления Мининых и Пожарских в трудные исторические моменты.
... По поводу брюссельской конференции можно сказать только одно: человеческая резня может существовать только как грубый, возмутительный традиционный факт, к которым не применимы какие бы то ни было правила.
Когда лучшие здоровые силы населения обрекаются на гибель в войне в армии, то хлопоты о неприкосновенности мирных жителей зовут лицемерием. Народная армия не может уж так резко отделяться от остальных граждан, как древние военные касты и сословия, да и несправедливо обращать все ужасы и бедствия войны на одну лишь часть населения, одетую в мундиры.
Пусть ужасы войны будут чувствительны для всех и каждого, не исключая и журнальных патриотов, готовых расточать чужую кровь на благо своего патриотизма; пусть будет установлено правило, что всякий сторонник и проповедник войны должен обязательно идти лично в ряды войска, пусть кровавый бич войны остается в своем настоящем виде, не прячась в лживую маску какого-то подобия права, и война будет все более терять своих адептов, сделается все более ненавистною большинству людей и будет все менее нуждаться в истолковании таких авторитетных ученых, как профессор Мартенс.
Тогда, быть может, идея права действительно послужит основою отношений между государствами и внесет новый смысл в темную область международной политики.
Подпись Л.