Незабвенная Екатерина

О Е.Ю.Гениевой рассказывают:

Митрополит Илларион
Борис Минц
Посол Германии Рюдигер фон Фрич
Мигель Паласио
Джон Робертс
Отец Владимир
Славко Прегл
Александр Нежный
Гарри Бардин
Димитриос Триантафиллидис

Митрополит Волоколамский Илларион

Екатерина Юрьевна Гениева

В московском храме святых бессребреников Косьмы и Дамиана в Шубине председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополит Волоколамский Иларион совершил чин отпевания директора Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы им. М.И. Рудомино Екатерины Гениевой, скончавшейся 9 июля.

Владыке Илариону сослужили настоятель храма протоиерей Александр Борисов, проректор Общецерковной аспирантуры и докторантуры иеромонах Иоанн (Копейкин), духовенство г. Москвы. В храме присутствовали министр строительства и жилищно-коммунального хозяйства Российской Федерации М.А. Мень, заместитель министра культуры Российской Федерации Г.П. Ивлиев, заместитель руководителя Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям РФ В.В. Григорьев, советник Президента Российской Федерации по культуре В.И. Толстой, директор Государственного архива Российской Федерации С.В. Мироненко, советник Председателя Государственной Думы П.В. Хорошилов.

На отпевании также присутствовали апостольский нунций в Российской Федерации И. Юркович, ординарий архиепархии Божией Матери в Москве, председатель Конференции католических епископов России архиепископ Паоло Пецци, чрезвычайный и полномочный посол Федеративной Республики Германии в Российской Федерации барон Рюдигер фон Фрич-Зеерхаузен, временный поверенный в делах Польши в России Ярослав Ксенжик.

Кроме того, память Е.Ю. Гениевой почтили писатели А.Н. Архангельский, В.Н. Войнович, Л.Е. Улицкая, вдова А.И. Солженицына — Н.Д. Солженицына, актер А.Г. Филиппенко, а также близкие Е.Ю. Гениевой: ее супруг, дочь, внук, сестра и зять.

По окончании заупокойного богослужения митрополит Иларион обратился к собравшимся с архипастырским словом:

«Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Сегодня мы провожаем в последний путь, путь всея  земли, дорогую для нас и незабвенную Екатерину Юрьевну, с которой почти каждого из нас в жизни связывало очень многое.

Когда мы совершаем отпевание и внимаем текстам молитв и Евангелия, которое читается за отпеванием усопшего, то всякий раз убеждаемся, что речь в них идет не столько о смерти, сколько о жизни. В этом евангельском чтении пять раз звучит слово «жизнь», и Господь Иисус Христос, беседуя с иудеями, говорит им, что Он является жизнью, воскресением и источником жизни (см. Ин. 5:24-30). Эти слова для всех нас служат утешением в тот тяжелый период, когда мы теряем близкого и дорогого для нас человека.

Уход любимого человека всякий раз переживается очень тяжело, ибо мы понимаем, что наша земная человеческая семья понесла невосполнимую утрату, ведь человека, который ушел, заменить никто не может. Но в то же время мы осознаем, что в той великой семье людей, которых объединяет на небесах Господь наш Иисус Христос и Спаситель, на одного члена стало больше.

Мы знаем, что каждый из нас должен будет пройти тем же путем, каким сейчас идет раба Божия Екатерина. Каждого из нас ждет последнее целование здесь, на земле, и встреча там, на небесах, с Господом, а также с теми, кто нам был дорог в земной жизни.

И сегодня, молясь о Екатерине Юрьевне, с которой многие из нас общались совсем недавно, еще несколько дней назад, мы понимаем, что эта разлука — временная, имеющая для каждого свои сроки. Ведь рано или поздно мы все перейдем туда, чтобы воссоединиться на небесах, обетованных каждому из нас Господом Иисусом Христом. И этот переход для нас будет светлым и радостным, если мы будем вести достойную и праведную жизнь, какую вела Екатерина Юрьевна.

Можно много говорить о ее заслугах, о ее человеческих и профессиональных качествах, но сегодня, в этом храме, я хотел бы сказать прежде всего о ее глубокой воцерковленности. Екатерина Юрьевна была человеком Церкви во всех смыслах этого слова. С детства воспитанная в религиозной семье глубоко верующей бабушкой, знавшая с юности многих выдающихся священнослужителей и будущих священнослужителей, среди которых был и приснопамятный протоиерей Александр Мень, она в течение всей своей жизни пронесла любовь ко Христу и Церкви.

Она была очень близким человеком отцу Александру, и после его трагической кончины всегда чтила его память, которая была для нее священной. Она всегда собирала людей в день его кончины. Скоро исполнится уже четверть века, как отец Александр покинул этот мир. Екатерина Юрьевна также отдала много сил и времени для возрождения этого храма, приложив немало усилий и для того, чтобы его возвратили Церкви. И ровно 24 года назад этот святой храм в честь святых бессребреников Косьмы и Дамиана Римских был возвращен Церкви, и первая служба была совершена здесь, в день их памяти. И не случайно именно отсюда сегодня мы провожаем ее в последний путь.

Екатерина Юрьевна до последних дней своей жизни сохраняла то глубокое чувство причастности Богу, предстояния Ему, которое озаряло ее жизнь и ее дела. Мне довелось увидеться с ней за две недели до ее кончины, когда она была уже истощена болезнью, но не сломлена ею, пребывая в бодром духе и всегда с присущим ей, даже в последние дни, чувством юмора. Несмотря на физическую немощь, она встретилась со мной, со слушателями Общецерковной аспирантуры и прочитала свою последнюю лекцию так, как делала это на протяжении многих лет, когда Господь давал ей здоровье и силы.

До последних дней она находилась в окружении дорогих и близких ей людей. Кончина ее не была безболезненной, но при этом подлинно христианской, непостыдной и мирной. Она ушла из этого мира, примиренная со всеми, соединившись с Богом через Причастие святых Христовых Тайн, приняв их на смертном одре из рук священника.

Екатерина Юрьевна не хотела, чтобы ее отпевание было печальным. И ее отпевание было торжественным. Предваряемое Божественной литургией, оно было проникнуто тем чувством предстояния Богу, которое испытываем мы всегда, когда приходим в храм Божий, когда вместе совершаем богослужение.

И сейчас, в этом святом храме, когда мы в последний раз в ее присутствии будем возглашать ей «Вечную память», помолимся о том, чтобы Господь упокоил ее душу в селениях праведных и простил ей все грехи вольные и невольные, ибо нет человека, который жив был бы и не согрешил. И будем просить Господа, чтобы помогал нам не забывать ее, чтобы мы учились ее трудолюбию, жизнелюбию и беспредельной любви к Богу и преданности Церкви. Аминь.

Вечная память новопреставленной рабе Божией Екатерине».

* * *

В связи с кончиной Екатерины Юрьевны Гениевой председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополит Волоколамский Иларион направил послание с выражением соболезнования супругу почившей Юрию Беленькому

Дорогой Юрий Самуилович!

С глубокой скорбью узнал о безвременной кончине Вашей супруги — Екатерины Юрьевны Гениевой. Ее уход не стал неожиданностью, так как на протяжении последних недель на ежедневной основе я получал сводки о состоянии ее здоровья. Тем не менее воспринимаю ее смерть как личную боль, ибо много лет знал эту удивительную и сердечную женщину с подлинно христианской душой.

Храню теплые воспоминания о встречах с Екатериной Юрьевной. Ее отличали яркая харизма, лидерские качества, неравнодушие к людям. Даже страдая от тяжелого заболевания, она отдавала все силы своему призванию — служению культуре.

Высоко ценю вклад Екатерины Юрьевны в повышение образования духовенства Русской Православной Церкви. Ее лекции в Общецерковной аспирантуре и докторантуре неизменно вызывали интерес и восхищение у слушателей. Последнюю из них она прочитала незадолго до своей кончины. Тогда же я имел возможность в последний раз пообщаться с ней, ослабленной долгой болезнью, но сохранявшей самообладание, присутствие духа, неизменно присущее ей чувство юмора и глубокую веру в милосердие Божие.

Уход из жизни Екатерины Юрьевны является огромной утратой для русской культуры, для книжного и библиотечного дела. Но верю, что ее труды будут продолжены теми, кто, находясь рядом, учился у нее.

Кончина Екатерины Юрьевны не была безболезненной, но была подлинно христианской, непостыдной и мирной. Она ушла из жизни, напутствуемая молитвами священника и близких, соединившись с Богом в причастии Святых Христовых Тайн.

В эти тяжелые для Вас дни желаю Вам и всем близким почившей крепости сил и стойкости в вере. Возношу молитвы ко Всемилостивому Господу, да упокоит Он душу рабы Своей Екатерины в селениях праведных, где нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания, но жизнь бесконечная.

С искренними соболезнованиями,

Председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополит Волоколамский Иларион

* * *

Текст соболезнования на сайте Минкульта:

«Ушла из жизни Екатерина Юрьевна Гениева — директор Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы, специалист с мировым именем.

Екатерина Юрьевна была человеком с блестящим образованием и редкими качествами. Талантливый организатор и большой ученый, за двадцать лет ей удалось создать уникальную библиотеку, равной которой в своей сфере нет в мире.

Мы много спорили, но и много работали вместе с Екатериной Юрьевной, которая активно участвовала в разработке государственной стратегии библиотечного дела, вела многочисленные международные проекты, была одаренным переводчиком английской литературы, непревзойденным знатоком творчества Джеймса Джойса.

Уход Екатерины Гениевой, скончавшейся после тяжелой продолжительной болезни, — большая утрата для русской культуры».

Министр культуры РФ В.Мединский

* * *

Екатерина Юрьевна не дожила нескольких месяцев до своего семидесятилетия. Более сорока лет жизни посвятила она Библиотеке иностранной литературы — то есть Книге, Культуре, Слову. Им она служила верой и правдой; годы этого служения пришлись на трудную и еще не завершенную переходную эпоху. <…>Она была человеком широчайшей эрудиции и разделяла убеждение своего интеллектуального учителя — академика Д.С. Лихачева, который верил, что XXI век либо станет веком гуманитарной культуры, либо его вообще не будет.

Духовным ее наставником был отец Александр Мень, и от него она, православная, восприняла веру в благотворность для человечества открытого диалога между различными вероисповеданиями и церквями.

В ее представлении, главным объединителем людей служит общечеловеческое культурное пространство. Совокупную культуру человечества она понимала как единое целое, хотя и слагающееся из самостоятельных величин — самобытных и неповторимых национальных культур, среди которых русская культура занимает достойное место благодаря своему духовному богатству и художественному разнообразию.

В каждом человеке Гениева видела носителя определенной культуры, поэтому находила с ним общий язык. Она обладала особым умением распознавать в людях добрые качества и скрытые таланты, она привлекала людей, давая им возможность показать себя, раскрыть свои потенциальные возможности. Ее друзьями были великие библиотекари мира — от основательницы и первого директора «Иностранки» Маргариты Ивановны Рудомино, законной наследницей и продолжательницей миссии которой Екатерина Юрьевна ощущала себя, до директора Библиотеки Конгресса США доктора Джеймса Биллингтона.

Екатерина Юрьевна воплотила в жизнь выстраданную ею концепцию ВГБИЛ, мультиязыковой библиотеки (с книгами более чем на ста языках) как международного культурного центра, поля встречи и взаимодействия разных языков и культур и обмена национальными духовными ценностями. Она была автором и инициатором множества культурных, художественных, образовательных и научных программ, конференций, симпозиумов, вовлекающих в пространство и библиотеки, и профессиональные гуманитарные сообщества, российские и иностранные, и просто охочую до знаний и общения молодежь. Все, что она делала, было освещено светом ее личности.

Екатерина Юрьевна была филологом от Бога, критиком, переводчиком и толкователем сложнейшей европейской литературы, блестящим эссеистом. Но при этом она могла бы стать успешным ректором университета, главой большого издательства, министром — на выбор: культуры, образования, здравоохранения.

Авторитет Гениевой был велик, ее высоко ценили в России и во всем мире, ибо приобщение россиян к мировой культуре она сочетала с мудрым и радостным представлением отечественной культуры за рубежом.

За вклад в диалог культур Гениева была награждена орденами многих государств — и российским Орденом Дружбы, что несет несомненный символический смысл. Столь же символично воспринимается сегодня ее последняя награда на закате жизни — Орден Восходящего Солнца, врученный ей в Москве от имени императора Японии 16 июня 2015 года.

Трудовой путь выпускницы средней школы Кати Гениевой начинался с работы санитаркой в раковой палате больницы — тогда для поступления в вуз требовался «трудовой стаж». Она говорила, что тот год научил ее многому, и прежде всего — мужеству. Мужество понадобилось ей и в конце ее трудового пути, совпавшего с концом пути жизненного, когда она в считанные часы угасала от рака. Такой — несгибаемой, гордой, мудрой, ироничной, бесконечно доброй и всё понимающей, она осталась в памяти и сердцах тех, кто ее знал и любил, с кем ее сводила жизнь, работа или общие интересы и увлечения. «Дерзких планов много. Мало времени» (из ее последнего интервью).

Опубликовано на сайте ВГБИЛ

Борис Минц

Нездешняя легкость Катя

Что самое главное? Что написать о человеке, ворвавшемся в твою жизнь не так уж и давно? Тем не менее ставшем, опровергая все близорукие земные законы, что в зрелости друзей не приобретают, близким и дорогим. Что написать? Ты приготовился к благословенным временам: все дальше и дальше, рука об руку, с тем, кто понимает и хочет понять, кто дарит тебе право на совет, помощь, поддержку — не ведя подсчетов: кто сильнее или слабее, кому нужнее, вовремя и по силам ли?

Но это о себе и о собственной теперешней тоске — слишком коротко, мимолетно и остро не хватает. Это о том, что ее номер до сих пор не стерт в моем телефоне. Что до сих пор кажется — вот приедет из своих вечных командировок, позвонит и радостно выложит очередную идею. И не просто идею, а идею под тебя, для тебя и с ее живейшим, несмотря на занятость, участием.

Это она умела. Умела дарить другим и быть с другими. Умела щедро, без сожаления, не ожидая ничего взамен и радуясь свершившемуся. Быстро настраиваясь на волну другого человека, она буквально из воздуха сплетала для него прекрасную действительность. «Ты знаешь, Боренька, как было бы хорошо, если бы ты смог показывать свои картины в российских библиотеках!» И уже через несколько месяцев первая картина поехала в Саратовскую государственную библиотеку. Для меня до сих пор остается загадкой: как и когда она все это успела «наладить» (любимое словечко, постоянно сопровождающее наши беседы). За короткий промежуток земного времени она перекроила план жизни «Музея русского импрессионизма», подарив нам и интересное дело, и большую ответственность. Мы теперь счастливые заложники — перед теми, кто в тысячных исчислениях приходит смотреть на одну картину, в одной, не всегда избалованной вниманием библиотеке. Она и о них думала, «налаживая» эту историю.

«Боренька, мне кажется, что «Премии Гайдара» необходима международная номинация. Сейчас самое время это наладить. Давай подумаем…» Разговор происходил в начале лета. Думали мы ровно час совместной беседы. А уже 15 ноября вручили премию «За выдающийся вклад в развитие международных, гуманитарных связей с Россией» Лешеку Бальцеровичу. Если честно, она заставила меня поработать — не перенести утверждение номинации на следующий год, а сразу, с места, выносить на Оргкомитет, менять нормативные документы, сколачивать рабочую группу. Катино «Завтра» всегда было «Сегодня».

Последний раз мы обсуждали список возможных номинантов Премии Гайдара у нее дома. Она только-только вернулась из Тель-Авивской клиники. На улице стояла жара. А она зябла, кутаясь в теплую кофту. На встрече настояла она, извиняясь, что просит приехать домой. Кате было тяжело, но она внимательно, без сносок, обсудила со мной весь длинный список кандидатов. «Все нормально, — успокаивала она меня, — ну не грипп, конечно. Но это ничего не меняет в нашей жизни». В нашей, наверное, не меняло. Меняло — в ее.

«Боренька, я хочу познакомить тебя с замечательными людьми». «Замечательными людьми» оказались Мария фон Мольтке и ее муж Вольф. После нашей встречи в Берлине мы как-то незаметно и радостно подружились. И вот я уже в курсе дел питерского «Фонда Романова», патронируемого «Маришей» фон Мольтке и занимающегося восстановлением и реабилитацией детей с ДЦП.

— Катя! А тебе это зачем надо?!

— Ну как же, Боренька. Люди делают такое благо дело!

Последний раз она прилетала на заседание правления Фонда в Санкт-Петербург вместе со мной в мае. С милым кокетством рассказала в самолете, как пыталась оформить больничный лист: «Представляешь, они мне сказали, что с моим диагнозом надо получать инвалидность, что люди в таком состоянии не могут работать. И очень удивились, что я могу. И что не хочу никакой инвалидности». Да, она могла. И я, видя, с каким трудом ей иногда давалось сделать даже несколько шагов, терялся: сказать ей, что мы немедленно прекращаем работать, что ей надо отдыхать, что бог с ними, делающими «благое дело», что надо о себе… или молчать и просто быть рядом. Я терялся и молчал. Был рядом. И это еще одно Катино завещание — не разменивать дело на себя и свое состояние. Ей можно было долго доказывать, как не важен тот или иной проект, она молчала. Только кивала головой, но, не щадя себя, все равно делала. Важное оно или неважное, не нам и не сейчас разбирать. У нее была своя диалектика — делай, что дóлжно, а важность дела определится потом, сложится как положено в земной системе координат.

В ней была нездешняя легкость. Открытость. Казалось, что все в ее делах и жизни происходит по мановению ее интеллекта, фантазии, жизненной хватки — мир для Кати был одним открытым пространством, наполненным только попутными ветрами. Иногда и не совсем попутными. Но они все равно позволяли ей подниматься на те высоты, которые она себе назначала. Не для себя — для других. И только для других.

А все, что касалось ее самой, было из иных «климатических» категорий. И давалось не так уж и легко. Она за себя не очень-то и умела постоять. Я помню, как Екатерина Юрьевна Гениева, человек международной репутации, директор, кавалер многих орденов и т.д. и т.п., волновалась при приеме в члены Попечительского совета Фонда Гайдара. Уж она-то — неизменный советник Егора по всем гуманитарным вопросам, его доверенный соратник, имевший безусловное право на вхождение в этот Совет!

Та, что умела сворачивать горы и двигать преграды, перечеркивать запреты и заодно условности, была, оказывается, очень беззащитным человеком. И очень благодарным. Катя не только делала добро, но и помнила. Всегда, от каждого, не оценивая степень, не запихивая в категории. У нее была феноменальная верность «своим». И для того чтобы стать «чужим», нужно было, мне кажется, презреть все законы морали и человеческого жития.

Она умела прощать. Умела видеть. Умела терпеть. Она многое умела для других. Без всякой пощады к себе. Наверное, ее номер сегодня сохранился во многих телефонах у многих людей, до сих пор не стертым. Наверное, многие и разные люди тоскуют сегодня по ушедшему ДРУГУ.

Мне все кажется, что она просто уехала в очередную командировку, забегалась и просто не успевает позвонить. И вот-вот вернется. Я знаю, что это неправда. Но не могу согласиться с правдой.

Рюдигер фон Фрич, чрезвычайный и полномочный посол Германии в России

Екатерина гениева: личность, свобода и ответственность

Есть люди, которых, кажется, знаешь, хотя ещё никогда с ними не встречался: так у меня было с Екатериной Гениевой. Когда в марте 2014 г. я прибыл послом Германии в Москву, в голове у меня засел один из советов: «Когда приедете в Москву, вам следует поскорее встретиться с госпожой Гениевой!»

Как же правы были те, кто снабдил меня этой рекомендацией! Скольких больших и малых, но всегда хороших и ценных кирпичиков в здании германо-российских отношений не существовало бы без Екатерины Гениевой! Собирая их, она использовала свою базу, Библиотеку имени Рудомино, «свою» библиотеку — точку кристаллизации либеральных идей, сила притяжения которой действовала далеко за пределами Москвы. Еще в 1990-е годы Екатерина Гениева создала в ГБИЛ демократическую и открытую всему миру площадку, которая вносила важный вклад в построение и укрепление гражданского общества в новой России. Во имя свободы и терпимости она бросала на чашу весов весь свой человеческий и профессиональный авторитет, если это было необходимо боролась, — до последних дней своей слишком рано оборвавшейся жизни.

Наша первая встреча с нею произошла вскоре — на одном из многочисленных культурных мероприятий в моей Резиденции. Облик и манера держать себя, самообладание, отточенность языка — все привлекало в особенной личности Екатерины Гениевой. Первая же «рабочая встреча» не заставила себя ждать. Какой генератор идей, какая решимость, но сколько прагматизма — таково было моё впечатление. Она делилась множеством текущих и планируемых проектов Библиотеки иностранной литературы и тут же предлагала новые идеи для нашего сотрудничества. Она уже не скрывала своей тяжёлой болезни: нам обоим было ясно без слов, что у неё не хватит времени реализовать все замысленные ею планы. Но она стремилась хотя бы начать очень многое и это ей удалось. Её положительный настрой и недюжинная энергия оставались впечатляющими до самого конца.

Вскоре мы осуществили наши первые совместные проекты. Гениева была соавтором идеи проводить в нашей посольской резиденции цикл бесед о выдающихся личностях германо-российской истории под девизом «Личность, свобода и ответственность». Граф Фридрих Вернер фон дер Шуленбург, Иосиф Гаас, святая Елисавета — всё эти личности, сыгравшие особую роль в истории германо-российских отношений, многое значили и для Екатерины Гениевой. Так, московский «святой доктор» Фридрих-Иосиф Гаас был тесно связан с её детством. Она с удовольствием рассказывала о том, как девочкой играла неподалёку от Немецкого кладбища в Москве. Её рассказы зачаровывали, и неудивительно, что из них часто рождались идеи для новых проектов.

Началом нашей серии мероприятий по её предложению стал вечер, посвящённый графу Фридриху Вернеру фон дер Шуленбургу. Он был послом Германии, в 1941 г. передавший ноту об объявлении уже начавшейся войны. Вернувшись в Германию, граф Шуленбург присоединился к движению Сопротивления, за что в 1944-м был казнён. Знаменательно, что эта личность привлекала Екатерину Гениеву. Бывшему послу уже был посвящён один её проект: она составила каталог книг, которые послу в 1941 г. пришлось оставить в Москве и которые сейчас находятся в фондах московских библиотек. Как и все её публикации, каталог получился настолько удачным, что пользуется интересом и среди библиофилов. В этой публикации, как и в похожих проектах, проявился характерный для Екатерины Гениевой подход: она лично была вполне готова вернуть культурные ценности, которые в период Второй мировой войны были вывезены из Германии в Россию или остались здесь. Именно такими были изначальные договорённости, однако принятые в 1990-х гг. российские законы ныне делают это практически невозможным. С присущим ей прагматизмом Екатерина Гениева старалась хотя бы составлять каталоги, в которых указывались те книги, которые находятся в России. Таким образом, она помогала и помогает сделать так, чтобы эти сокровища были доступны. По её инициативе были составлены каталоги библиотек Шуленбургов и Вартенбургов, затем она начала заниматься библиотекой графов Харденбергов.

Уже после её смерти мы провели ещё одно такое памятное мероприятие, посвящённое великому российско-еврейско-немецкому гуманисту Льву Копелеву, которого она знала и высоко ценила.

Своей активной деятельностью Екатерина Гениева играла определяющую роль в германо-российском библиотечном диалоге, который, так же как и германо-российский музейный диалог, создал площадку для обмена между экспертами, связывающую людей и способствующую созданию доверия в непростой сфере. Сильная личность, глубокая образованность и огромный энтузиазм Гениевой были заразительны для многих. Вдохновлённая жизненным путём великой поэтессы Марины Цветаевой, Гениева выступила с идеей проведе-
ния «Дней русской культуры» во Фрайбурге. Никого не удивило, что эта идея была реализована и что Екатерине Гениевой удалось привлечь к ней даже обербургомистра города Фрайбурга. Благодаря ей между Фрайбургом и Москвой начинает развиваться плодотворное культурное сотрудничество.

Она была бесспорным руководителем Библиотеки иностранной литературы имени М.И. Рудомино, которому при жизни не могло быть альтернатив. Тем не менее ее никоим образом нельзя считать автократом: замечательно было видеть, насколько демократичным, либеральным и свободолюбивым был образ не только её мыслей, но и действий. Свои сильные позиции в культурной среде она использовала для поддержания культуры свободомыслия в России и международного диалога. Она была крайне смелым человеком: её мужеством и самоотверженностью восхищались даже те, кто мыслил и действовал совершенно иначе, чем она.

Екатерина Гениева глубоко верила в связующую силу культуры, в её миротворческое и целительное воздействие, в обогащение за счёт различий и в ценность культурного наследия других. Культурный обмен она считала основой мира и примирения. Екатерины Гениевой нам не хватает именно в такие времена, как сегодняшние, когда спрос на культурные связи и на людей, вносящих в них вклад, высок как никогда: дабы укреплять мирные контакты и диалог между нашими народами.

Екатерина Гениева была нашей соседкой. Её красивая, наполненная предметами культуры и воспоминаниями квартира находилась буквально через дорогу от резиденции. Поэтому бывали и личные встречи — у нас дома за воскресным чаем или у неё. Каждая такая встреча давала очень много, вдохновляла. Хотелось бы, чтобы таких встреч было гораздо больше. Однако им не суждено было случиться. Но и моя жена, и я до сих пор считаем, что в лице Екатерины Гениевой, с которой судьба свела нас всего на полтора года, мы потеряли друга. Спасибо, Екатерина Юрьевна, спасибо за всё.

Мигель Паласио

Прогулка по мадриду

Бог же не есть Бог мертвых,
но живых, ибо у Него все живы

(Лук. 20:38)

Впервые я увидел Екатерину Юрьевну в июле 2006 года на открытии бюста Симона Боливара во внутреннем дворике Библиотеки иностранной литературы. Церемонию тогда почтил своим присутствием президент Венесуэлы Уго Чавес, считавший свою политику эманацией, а себя — Освободителем Южной Америки.

Е.Ю. Гениева недвусмысленно дала понять едва ли не самому неоднозначному политическому лидеру в мире, что рассчитывает на его помощь в открытии на базе ВГБИЛ культурного центра стран Латинской Америки. И получила от Уго Чавеса заверение о поддержке этой идеи «революционным правительством Венесуэлы».

Национальный характер латиноамериканцев, однако, никак не предполагает оперативного исполнения принятых решений, о чем Екатерина Юрьевна, с ее опытом межкультурных коммуникаций, полагаю, подозревала.

Тем не менее в июне 2007 года, опять же при участии президента Чавеса, состоялось открытие Латиноамериканского культурного центра имени Симона Боливара. Располагался центр поначалу в особнячке через дорогу от главного здания ГБИЛ, но в дальнейшем, по экономическим соображениям, переехал в здание посольства Венесуэлы.

…Честно признаться, тогда я не знал о проповедническом служении отца Александра Меня, а о его страшной смерти — вообще ничего. Переворот в моем восприятии знаменитого священника произошел благодаря Екатерине Юрьевне. Пятого марта 2012 года она пригласила меня поехать с ней и ее другом, послом Ирландии в России Филипом МакДоной, в Подмосковье, в Семхоз, где жил и погиб отец Александр и где в память о нем создан церковно-музейный комплекс.

…В Семхозе я познакомился с матушкой отца Александра — Натальей Федоровной и его племянником — протоиереем Виктором Григоренко. Мы посетили место убийства пастыря, где ныне воздвигнуты храм преподобного Сергия Радонежского и часовня Усекновения главы Иоанна Предтечи, затем прошли в дом отца Александра, где сохранен в первозданном виде его кабинет; осмотрели музейную экспозицию с его личными и богослужебными вещами. Прошли по тропинке, на которой протоиерея Александра Меня настигли убийцы. Отец Виктор провел увлекательную, живую экскурсию. Екатерина Юрьевна говорила немного, иногда добавляя отдельные детали. Она показалась мне задумчивой: позднее я понял, что каждый приезд в Семхоз отзывается для нее воспоминаниями и размышлениями.

Что же касается меня, то я словно встретился воочию с духовником и близким другом Екатерины Юрьевны. В Семхозе его присутствие ощущается всюду. Отец Александр продолжает жить в памяти преданных ему людей. Отец Виктор Григоренко придерживается той же концепции приходской жизни, которую продвигал и его дядя. Главное в этой концепции — добиться того, чтобы духовенство и прихожане осознавали себя членами единой общины, какие существовали во времена первозданного христианства, еще при служении святых апостолов. Дом автора «Сына Человеческого» сплачивает приходящих. В его кабинете я чувствовал себя как в обитаемом помещении. Предметы не утратили теплоты прикосновения: казалось, хозяин вот-вот войдет и позовет нас пить чай.

Екатерина Юрьевна поступала мудро, приглашая в Семхоз разных гостей. Вместе мы привозили сюда митрополита Волоколамского Илариона, послов: Рафаэля Амадора посла Колумбии, посла Кубинской Республики Хуана Вальдеса, чилийского посла Хуана Эдуардо Эгигурена с их женами; великого магистра Мальтийского ордена фра Мэтью Фестинга с несколькими десятками рыцарей. Иностранных паломников, хотя они и принадлежат другой культуре и в большинстве своем не владеют русским языком, проникнулись харизмой отца Александра (сработал девиз его служения: «Наши земные перегородки до неба не доходят»). Супруга кубинского посла Марта Каррерас, незадолго до отъезда в Гавану, призналась мне, что знакомство с церковно-музейным комплексом в Семхозе произвело на нее одно из важнейших впечатлений за ее более чем четырехлетнее пребывание в России…

Своей непритязательной обстановкой офис руководителя ВГБИЛ поражал многих. Зайдя в кабинет Екатерины Юрьевны, митрополит Волоколамский Иларион огляделся и сказал: «Очень скромно».

Работая над этими воспоминаниями, я сообразил, что каждый год нашей дружбы с Екатериной Юрьевной проходил под знаком какой-то знаменательной личности. Если 2012-й был «годом отца Александра Меня», то в 2013-м нас объединил… Федерико Гарсиа Лорка.

Однажды я поделился с Е.Ю. Гениевой мыслью о том, что у великого испанского поэта, чью биографию и творчество я изучаю, есть немало общего с его русским собратом по перу, жившим на век раньше, — с М.Ю. Лермонтовым: преобладание образов одиночества и смерти в поэзии и прозе, любовь к народной культуре, некая двуликость, гибель от пули в молодости и т.д. Идея эта пришлась Екатерине Юрьевне по душе, она восприняла ее как вполне приемлемую для публичной презентации.

Готовя конференцию «Лермонтов и Испания», проведенную в Мадриде в апреле 2013 года Библиотекой иностранной литературы и тамошним Российским центром науки и культуры, директор «Иностранки» включила в программу мой доклад — «Духовный мир Лермонтова и Гарсиа Лорки: опыт сравнительного анализа». В Испании наша делегация, куда вошли сотрудники ВГБИЛ и других библиотек, а также музеев, пробыла почти неделю. Я не раз путешествовал с Е.Ю. Гениевой, но та поездка останется для меня самой яркой. Я использовал возможность показать Екатерине Юрьевне дорогие для меня места, связанные с Лоркой. Мы обедали в богемном кафе «Хихон», где любил бывать поэт, нередко в компании своего лучшего друга Сальвадора Дали; заглянули в Фонд Гарсиа Лорки, разместившийся в бывшей Студенческой резиденции (общежитии). Навестили мы и памятник создателю «Цыганского романсеро» и «Сонетов темной любви» на площади Санта-Ана, в эпицентре мадридского квартала литераторов. На той же площади, в уличном кафе, пили кофе («Пойдемте попьем кофе», — можно было часто услышать от Е.Ю.), обсуждали проведение вечеров памяти Гарсиа Лорки (или подношений, как именовала их Гениева). Перемещались по Мадриду мы пешком. Почти везде фотографировались.

На один день группой съездили в Толедо. Проведя конференцию «Лермонтов и Испания» и открыв выставку «Петербург в жизни М.Ю. Лермонтова» (я помогал переводить баннеры и буклет на испанский язык), мы отправились в Барселону. Выехали на предоставленном нам автобусе в девять часов утра, прибыли в десять вечера. Я сидел позади Екатерины Юрьевны и наблюдал за тем, как к ней по очереди подсаживались сотрудники, и начинался разговор о текущих проектах. Екатерина Юрьевна постоянно что-то заносила в свое расписание в планшете. Подобные сцены происходили многократно. Здесь же, в автобусе, мы роздали попутчикам карандаши с автографом Лорки, купленные в Фонде его имени. Е.Ю. Гениева любила делать симпатичные презенты. В Барселоне мы пробыли сутки и улетели раньше остальных, поскольку нужно было возвращаться к работе в Москве. Рейс выдался ночной, тем не менее наутро Гениева, уже находилась в библиотеке, вместе с владыкой Иларионом открывала конференцию о Блаженном Августине.

2014 год пролетел, освященный для нас памятью о М.Ю. Лермонтове, 200-летний юбилей которого отмечался в России. Нельзя пожаловаться на малочисленность событий, приуроченных к этой дате. На излете ноября в резиденции посла Австрии Маргот Клестиль-Лёффлер прошел литературно-музыкальный вечер «Мой дом везде, где есть небесный свод…» (начальные строки стихотворения Лермонтова «Мой дом»). И вновь его бессмертные стихи зазвучали на языках мира — теперь из уст представителя Патриарха Антиохийского и всего Востока при Патриархе Московском и всея Руси митрополита Филиппопольского Нифона и Е.Ю. Гениевой (на русском языке), посла Германии барона Рюдигера фон Фрича (на немецком), посла Новой Зеландии Хэмиша Купера (на английском), посла Люксембурга Пьера Ферринга (на французском) и посла Колумбии Хайме Хирона Дуарте (по-испански). Поэтические номера чередовались с музыкальными композициями на стихи Михаила Юрьевича. Затем мы с Екатериной Юрьевной провели аукцион в пользу детского дома, расположенного недалеко от Дому-музея великого поэта в Тарханах.

Специального упоминания заслуживает музыкальная коробка с мотивами эпохи и произведений Лермонтова, оформленная в виде дореволюционной коробки из-под пастилы. Она выполнена в двух вариантах. В «мужском» — шарф, воспроизводящий этот шейный аксессуар начала XIX века, который, как считается, в доармейской юности носил Лермонтов. «Дамская» коробка содержит копию кружевного шарфика Нины Арбениной, героини «Маскарада». Когда «мужская» и «дамская» коробки были открыты, оттуда звучал вальс А.И. Хачатуряна, написанный к драме Лермонтова «Маскарад». Все это — придумала Екатерина Юрьевна, когда в Коломне, в музее пастилы, видела старинные бонбоньерки.

Где бы ни происходило вручение коробки, оно обставлялось игрой: Е.Ю. предлагала угадать, что лежит внутри (обычная и ожидаемая версия — сладости), затем открывала ее — слушатели без труда узнавали разливающуюся мелодию; затем перед ними представал шарфик, им предлагалось угадать, чем он благоухает.

Нельзя не упомянуть, что Е.Ю. Гениева регулярно устраивала в регионах культурно-просветительские акции, привозила туда известных культурных и общественных деятелей. Последнюю совместную поездку мы совершили в апреле 2015 года в Саратовскую область, на очередную сессию проекта «Большое чтение», посвященную 70-летию Победы в Великой Отечественной войне.

…В сельских аудиториях Гениева выступала с той же ответственностью и самоотдачей, что и на самых престижных мировых площадках, общалась с достоинством и поистине на равных с людьми любого социального положения. Таково было неотъемлемое свойство правнучки дворянина, начальника Николаевской железной дороги Василия Эрастовича Кирсанова. Воспитывала Катюшу бабушка, Елена Васильевна Гениева, владевшая четырнадцатью языками…

Сопровождать Екатерину Юрьевну, помимо того, что почетно, было еще и занимательно и крайне полезно для собственного развития. Ее манеры, речь, стиль одежды, вкусы — все выдавало в Екатерине Гениевой благородного человека, настоящего русского интеллигента. Личностный уровень Екатерины Юрьевны в немалой степени определили воспитание и тот интеллектуальный багаж, что был получен ею в семье. Она понимала, что ее семейная летопись — значимая страница в истории страны, и воздавала ей должное, публикуя переписку своей бабушки, Елены Васильевны, с богословом и литературоведом Сергеем Николаевичем Дурылиным; выпуская сборники о Максимилиане Волошине и содействуя ремонту его Дома Поэта в Коктебеле, где когда-то гостила Елена Васильевна; сберегая память о Катакомбной Церкви, в лоне которой Катюша бывала в детстве, и о своих духовных чадах, прежде всего об отце Александре Мене.

Да, поистине ее окружали неординарные фигуры. Екатерина Юрьевна любила сводить людей, причем она четко знала, кто сможет найти общий язык и работать вместе с нею, а кто — нет. Ее не привлекало простое сплетение дружеских связей. Взаимоотношения призваны были служить общему делу, креативному процессу.

На публичных мероприятиях с Гениевой было невозможно поговорить с глазу на глаз, ибо она всегда находилась в центре внимания. Ее хотелось слушать. Время для нормального диалога появлялось лишь во время путешествий и стояния в московских «пробках». Да и то у Екатерины Юрьевны телефон звонил непрестанно. Нередко я посещал квартиру Екатерины Юрьевны и Юрия Самуиловича. Атмосфера их дома меня восхищала.

В воскресенье, 21 июня 2015 года, я приехал к Е. Ю. и Ю. С. на их дачу, находившуюся на платформе «43-й км». Екатерина Юрьевна была уже очень слаба. Она рассказывала мне о деятелях Церкви, связанных с дачей, показала уголок гостиной, который был приспособлен под алтарь на тайных богослужениях Катакомбной Церкви. Каким-то естественным образом возникла идея подготовить книгу наших бесед о священнослужителях, оказавших влияние на Екатерины Юрьевну. Сожалею, что не сразу стал записывать ее воспоминания. Лишь теперь понимаю, как торопилась она поделиться тем, что составляло исключительно важную часть ее личной истории. Спускались летние сумерки. Мы сидели вдвоем на веранде. Я советовался с нею, где можно провести свой долгожданный отпуск. Екатерины Юрьевна предложила мне Израиль, куда ей в течение 15 месяцев периодически приходилось наведываться для лечения. В то воскресенье я и вообразить себе не мог, что попаду на Землю Обетованную всего через две недели, но, к сожалению, не с целью отдыха.

Спустя два дня Екатерина Юрьевна поехала в Данилов монастырь, с тем чтобы прочитать лекцию учащимся курсов повышения квалификации, которые проводит Общецерковная аспирантура и докторантура имени святых Кирилла и Мефодия. Говорить ей было уже тяжело, но ее лекция, как всегда, вызвала большой интерес.

…Должен признаться, что я, как и многие другие, хотя и рационально осознавал всю опасность онкологии, почти до конца был убежден, что Екатерина Юрьевна победит. Верил, что болезнь отступит или хотя бы «заморозится».

…Катя — позволю себе хотя бы единожды, посмертно, так обратиться к ней — была верна своему призванию коммуникатора и знакомила между собою всех, кто волею Провидения приходил к ней в палату. На столике у кровати лежали мобильный телефон, планшет в вышитой сумочке и верстка ее книги. Все было готово к работе.

Договорились, что я приду завтра утром, и мы обсудим наши дела. Но на следующий день состояние Екатерины Юрьевны резко ухудшилось. Пригласили священника. Я искренне благодарен протоиерею Игорю Пчелинцеву, возглавляющему подворье Русской Православной церкви в Тель-Авиве, за то, что он приехал по первому зову и причастил Екатерину Юрьевну Тела и Крови Христа. Они поговорили, вспомнили крупного иерарха Русского зарубежья — митрополита Антония Сурожского: Гениева дружила с ним, а отец Игорь чтит его труды. На третий день, 9 июля, мне предстояло улетать. Из-за лекарств Катя постоянно спала, пробуждала лишь изредка. Простились, обменялись простым «Пока!» — как обычно при встрече или по телефону. Через несколько часов, после того как я вернулся в Москву, меня настигло известие о том, что Екатерина Юрьевна ушла.

Символично, что чин отпевания Гениевой был отслужен в родном для нее храме святых бессребреников Космы и Дамиана в Шубине. В советские годы помещение старинной церкви в Столешниковом переулке использовалось как книжное хранилище «Иностранки»; в начале 1990-х годов Е.Ю. Гениева приложила серьезные усилия, чтобы Космодамианский храм был возвращен Московскому Патриархату и восстановлен. После гибели отца Александра Меня в этот приход перешла и часть его паствы. Митрополит Иларион возглавил отпевание. Владыка воспринял кончину Екатерины Юрьевны «как личную боль, ибо на протяжении многих лет знал эту удивительную и сердечную женщину с подлинно христианской душой».

Знаю точно: сколько бы лет жизни ни отмерил мне Творец, скольких бы людей ни предстояло мне еще узнать, Екатерина Юрьевна не утратит своего подлинно особого места в моем сердце. Сказать, что мне не хватает ее теплого отношения, ее советов, наших встреч и поездок, ее ауры, которая высвечивала в человеке лучшие качества и затмевала дурное, — значит не сказать ничего…

Джон Робертс^*

Человек исполненной миссии^**

Екатерина Юрьевна Гениева, кавалер ордена Британской империи (1 апреля 1946 — 9 июля 2015)

20 августа 1991 года мир затаил дыхание: начался государственный переворот, имевший целью смещение Михаила Горбачева с поста Президента СССР и прекращение его реформ, известных как перестройка и гласность. В то утро по телевидению было сказано всё: диктор с каменным лицом зачитал заявление комитета заговорщиков, в котором Горбачев объявлялся больным и все рычаги власти переходили к ним. В перерывах между повторами этого заявления показывали «Лебединое озеро».

Пока остальные институции хранили молчание и ждали развития событий, заместитель директора Библиотеки иностранной литературы Екатерина Юрьевна Гениева начала действовать. От нее исходили энергия и убежденность. В тот день первым ее посетителем был представитель Русской службы Би-би-си, а именно: — я собственной персоной. Тогда обеими сторонами готовился к подписанию смелый и необычный проект — проведение выставки оборудования, позволявшего посетителям слушать программы Русской службы Би-би-си и смотреть программы Всемирной телеслужбы Би-би-си (и то, и другое ранее было запрещено).

Выслушав мое предложение о том, что, возможно, ей следует подождать и посмотреть, как все обернется, Екатерина Юрьевна ответила: напротив, контракт должен быть подписан немедленно, с тем чтобы в случае, даже если дела пойдут плохо, она смогла бы показать властям уже подписанный контракт, который непременно должен быть исполнен. Обычно СССР всегда соблюдал подписанные и заверенные печатями контракты. И этот контракт тоже был подписан, печать Би-би-си скрепила сделку.

Прогрессивные газеты были запрещены, однако позднее в этот же день появились листовки размером А4, которые расклеивали на стенах и вообще везде, где это было возможно. В них сообщалось о новостях из иностранных радиопередач и от независимых журналистов о ходе путча. Листовки размножались на пишущих машинках, в то время как копировальная техника и бумага хранились под замками во избежание нелегального использования. Наказание за это было суровым.

Как известно, попытка переворота завершилась полным крахом. Библиотека продолжила свою деятельность, которая была отмечена признанием во всем мире.

Катя, как ее называли друзья и коллеги, родилась в семье потомственных московских интеллигентов. Ее мать, врач, получила назначение вне Москвы, и девочка росла большей частью у своей бабушки. Бабушка обучала внучку французскому и другим иностранным языкам, а также приобщала к религии. Приверженность вере сопровождала Гениеву всю жизнь, вера была ее постоянной опорой. От бабушки Катя также узнала, что есть вещи, о которых нельзя было говорить вне дома: самый важный урок для ребенка из интеллигентной и религиозной семьи. В Московском государственном университете Гениева изучала английский язык, и написала диссертацию о Джеймсе Джойсе, которая затем была издана отдельной книгой. За ней последовали книги о Джейн Остин и Чарльзе Диккенсе.

В 1976 году по инициативе директора Ассоциации «Великобритания — СССР» (в дальнейшем Общества «Великобритания — Россия») Джона Робертса Е.Ю. Гениева посетила Англию. Ее визит оказался весьма продуктивным. Политические отношения в эпоху Брежнева были сведены к минимуму, культурные же связи представлялись и вовсе бесполезными. Но Гениева доказала ошибочность подобных представлений, убедила в этом свое руководство Библиотеки иностранной литературы. В 1989 году она была назначена заместителем директора и стала претворять свои взгляды в жизнь. В 1993 году, Катя была избрана Директором библиотеки. Одной из первых новаций Гениевой стало учреждение ежегодной конференции в память ее духовника, отца Александра Меня. Он благословил ее принять должность директора, она всегда очень остро переживала его потерю. (Мень был убит в 1990 году неизвестным фанатиком).

Как библиотекарь Гениева всегда помнила о книгах, спрятанных от людей в спецхранах. В каждой библиотеке имелось такое хранилище, и в зависимости от жесткости цензуры в разные времена многие книги считались опасными. Если кого-нибудь заставали за их чтением, то человек объявлялся предателем Советской Родины.

В Библиотеке иностранной литературы хранилось около 40 тысяч книг, поступивших в фонд в конце Второй мировой войны в качестве трофеев. Это были редкостные издания из Австрии, Германии, отовсюду, включая книги эпохи Гутенберга. Екатерина Гениева была одна из немногих в России, кто настаивал, что культурные ценности необходимо вернуть их законным владельцам. Начинался долгий и болезненный процесс реституции — за достижение соглашений о возвращении некоторых из этих похищенных книг. Эта работа продолжалась до конца ее жизни.

Выставка Би-би-си была открыта и работала; за ней последовал ряд инициатив: первым был культурный центр Франции, затем свой офис открыл Британский Совет. Затем в Библиотеке имени Рудомино были открыты культурные центры еще многих стран, в том числе Венесуэлы и США.

У Кати Гениевой был талант: она умела вести дела с правительственными чиновниками, никогда не терялась при встречах с главами государств. Действительно, она очаровывала их и убеждала, что в их же интересах поощрять открытие остального мира. Важным ее предприятием было создание в рамках ГБИЛ Института толерантности. Она привлекла писательницу Людмилу Улицкую к написанию книг для детей по этой теме. (Это обстоятельство дало повод Генеральной прокуратуре заподозрить авторов идеи в «гей-пропаганде» и периодически официально напоминать об этом.)

Русская провинция всегда была бедна на добротные обустройство культурных учреждений. Е.Ю. Гениева разработала программу, состоящую из двух частей. Она стала устраивать выставки и приглашать лекторов в такие города, как недоступный для иностранцев в советский период Екатеринбург. На одной наиболее памятной выставке были представлены диссидентская литература Самиздата рядом с экспонатами зарубежных радиостанций, транслировавших чтение этих произведений. Многое из этого советские слушатели тайно записывали прямо с эфира.

Вторая часть ее программы включала в себя огромное количество книг, которые она распространяла по всей стране. Являясь в период с 1995 по 2004 годы президентом института «Открытое общество» (Фонд Сороса, известный с 2010 года как Фонд «Открытое общество»), она использовала новые возможности для расширения и углубления исследований в области культуры.

Казалось, что Гениева постоянно находилась в движении. Она ездила по всей России, бывала в бывших советских республиках, посещала разные страны, общалась с разными библиотекарями. Она с достоинством выполняла обязанности Вице-президента Российской библиотечной ассоциации, первого вице-президента Международной федерации библиотечных ассоциаций и учреждений — IFLA (с 1997).

Сотрудничая с рядом многих организаций культуры — от ЮНЕСКО до «Трансперенси интернешнл», Гениева призывала читателей своей библиотеки использовать все технические возможности для дальнейшего познания внешнего мира, приглашала писателей и ученых многих стран приехать и внести свой интеллектуальный вклад в организуемые ею различные литературные мероприятия. Она имела награды стран по всему миру. Совсем недавно получила награду в Японии, была кавалером ордена Британской империи. Клуб «Атенеум» приветствовал Гениеву как первую женщину в своем списке членов клубе. Ее кандидатура, среди прочих, была поддержана и нобелевским лауреатом, поэтом Шеймасом Хини, изданным ею на русском языке и с успехом выступавшим в Библиотеке иностранной литературы.

Смелость и твердость Екатерины Гениевой в отстаивании своих ценностей вызывали восхищение даже у ее оппонентов. Она никогда не отступала под давлением властей. Незадолго до кончины она ответила категорическим отказом закрыть Культурный центр США; в связи с событиями на Украине в марте 2014 года в ГБИЛ прошел протестный конгресс московской интеллигенции. В сентябре 2014 года Гениева устроила (хотя ее настоятельно «просили» этого не делать!) отменить концерт в библиотеке лидера популярной рок-группы «Машина времени» Андрея Макаревича. (Певец попал под критику за его выступление перед детьми беженцев из Восточной Украины.) Екатерина Юрьевна вместе с Андреем вышла на импровизированную сцену, которой стало крыльцо Библиотеки иностранной литературы.

Гениева сохраняла приверженность основным гуманитарным ценностям и без устали боролась за взаимопонимание между культурами и религиями, этим она выделяется как блестящий пример честности и гражданского мужества. В своем последнем интервью, буквально за неделю до смерти, она мужественно говорила о раке, который убьет ее, и о том, что у нее осталось еще «так много амбициозных планов, но, увы, так мало времени».

С гордостью и радостью оглядываюсь я назад, когда в 1976 году организовал визит Екатерины Юрьевны в Англию. Но наоборот совсем другие — горестные — мысли приходят мне в голову, когда я вспоминаю о тех препятствиях, которые ей пришлось преодолевать…

<…>

После того как Гениеву назначили генеральным директором Библиотеки имени Рудомино, Екатерина Юрьевна открыла в ГБИЛ читальный зал религиозной литературы — первый в постсоветской библиотеке. Следующим ее шагом как директора было формирование влиятельного «протекционистского» Попечительского совета, который включал в себя Библиотеку Конгресса США и многих видных деятелей культуры из разных стран мира. Я был среди его первых членов и в 2004 году имел честь стать его председателем этого совета. За месяц до своей кончины Катя позвонила и попросила меня безотлагательно сделать перевод статьи русского автора Наталии Зазулиной о папе Бенедикте XV. Избранный в 1914 году, Бенедикт XV сделал немало, помогая попавшим в бедственное положение беженцам, пережившим ужасы событий 1917 года.

Наделенная мудростью, организаторскими способностями, высокообразованная женщина, Катя Гениева была еще и приятным, тонким, приветливым человеком. Ее никогда не заботила личная слава, стремление к богатству. Она не сделала свою Библиотеку иностранной литературы вульгарным коммерческим предприятием. Печалуясь об уходе Екатерины Гениевой, я молюсь, чтобы Библиотека иностранной литературы — ее подлинный мемориал — оказалась в руках деликатного и дальновидного руководителя.

Перевод с английского Александр Максимов

*Джон Робертс — ветеран культурных связей Британии с СССР и Россией (1973–2000), один из создателей Британско-Российского общества. Бывший председатель попечительского совета Всероссийской государственной Библиотеки иностранной литературы имени М.И. Рудомино. Автор книги «Говорите прямо в канделябр» (М.: Росспэн, 2001).

**Статья была опубликована в журнале Британско-Российского общества «Восток – Запад». Том 14, № 2, изд. 39, осень 2015 года.

Протоиерей Владимир Архипов

Катя

Эти краткие заметки о Кате Гениевой в очень малой степени соответствуют масштабу ее личности. Я почти ничего не знаю ни о ее директорстве, ни о международных служебных контактах, ни о ее многогранной культурно-просветительской деятельности. Есть только мое частное понимание Кати, впечатление о ней благодаря дружеским отношениям и тому малому сотрудничеству, которое имело место за 26 лет.

Конец 1980-х. Отец Александр Мень венчает знакомую ему молодую пару. Чувствуется невидимый оттенок «своих» людей. Негласная, ценная для советского периода, характеристика надежности. Венчаются Юра и Катя. Я с ними не знаком. Как алтарник помогаю отцу Александру. Память сохранила дух слов поздравления батюшки. Они были просты, но проникнуты искренней любовью и особым нежным благословением. Чувствовалась бережная забота о семье друзей и ответственность за их путь. В завершение они пригласили заехать к ним на дачу, отметить событие. Такая открытость и радушие оказались для меня слишком неожиданными, но, как выяснилось в дальнейшем, характерными для Кати и Юры.

Мое участие в венчании было случайным, но это потом оказалось началом длительного знакомства и искренней дружбы. Интересно, как Господь сеет на нашем пути «случайности», из которых в дальнейшем выстраивается наша жизнь.

Оказалось, что Катя работает в «Иностранке», где в рамках культурных и просветительских программ у нее есть возможность проводить встречи и диспуты с участием отца Александра. Катя прекрасно понимала важность широкой открытой проповеди Евангелия и внутренней свободы в стране, где 70 лет пытались вытравить образ Божий в человеке. Проповеди читал отец Александр Мень. И Гениева была рада помочь этому всеми возможностями, которые у нее были в то время. К сожалению, начавшееся сотрудничество оборвалось с гибелью отца Александра. Но он успел благословить ее принять библиотеку в качестве директора, когда возникнет такое предложение. Благословение отца, который видел потенциал Кати, и ее полное доверие ему имело решающее значение в предстоящей жизни ее и ее семьи. С 1990-го года Катя фактически уже выполняла функции директора ГБИЛ, где ее талант нашел прекрасное применение.

Она любила библиотечное дело, но понимала его значительно шире, чем предусмотрено министерским стандартом. С древних времен библиотеки были гордостью любого народа, являлись центром духовной и культурной жизни. Поэтому Катя и стремилась, чтобы не только ее, но и те библиотеки, с которыми она сотрудничала, могли стать культурными центрами, местом дискуссий и поиском истины. И то, что она видела в других странах в сфере культуры, Катя талантливо адаптировала к нашему менталитету и возможностям. Думаю, что ее идеи были полезны и ее коллегам за рубежом.

Чем больше человек отдает себя принятому благословению, тем большей глубины сердца достигает Господь, и тем очевиднее Его присутствие. Благословение — не пассивное одобрение дела и не формальность, а активное сотворчество Бога, человека и духовника. Оно невидимо действует через доверие и любовь человека к Богу и духовнику. Это необходимая и важная форма духовных отношений пастыря и пасомого. Рождается она как итог молитвы. Принимается и совершается благодаря верности и самоотдаче.

В каждом творческом деле могут быть ходы как тупиковые, так и второстепенные, которые уводят от оптимального решения. Эту запутанность обычно создают сами люди, действуя наугад или по известному принципу «на авось». Удивляла Катина способность в запутанном клубке вариантов находить единственный главный, ведущий к оптимальному решению. Всегда радует в человеке культура и искусство мыслить, умение видеть на несколько шагов вперед, тем более не на шахматной доске, а на жизненной стезе.

Свойства личности, и деловые, и нравственные, всегда проверяются в нестандартных и непредсказуемых ситуациях. Редкий дар — быть всегда готовым к любой неожиданной и непредвиденной ситуации, из которых и состоит наша жизнь. Смирение как одно из важнейших свойств христианского опыта успешно решает эту проблему. Смирение — как мужество и полное доверие Богу. Незапланированные события перестают выводить человека из равновесия, и он воспринимает все как Божие провидение о своем пути. Поэтому не ситуация манипулирует человеком, а он владеет ею. Это не только про Катю, но про каждого, кто пытается Высшую Реальность применить к реальности своей жизни. Такой человек готов взять на себя проигрышную ситуацию и выиграть — но не ради тщеславия, а ради дела.

За те несколько минут, которые я проводил в кабинете Кати, я чувствовал, что ее рука лежит на пульсе подвластной ей «библиопланеты» — как внутри, так и вне стен ее библиотеки. По крайней мере, она готова в любую минуту была включиться в жизнь отделов, культурных центров, выставок, конференций, читальных залов, библиотечного международного мира. Я понимал, что передо мной друг, а для служебной территории — строгий и требовательный директор. Хотя и в частных отношениях она всегда была самой собой — и прямой, и цельной, и деловой. Не было разговоров «ни о чем». Намек на них она тактично прерывала, и разговор переводился в конструктивное русло. Катя умела ценить время, понимая, что оно ей лично не принадлежит, но для чего-то ей отпущено свыше. Подвижник в любом деле, экономя время, не экономит свои силы и здоровье. Он не воспринимает их как самоцель.

Ясностью мысли, цельностью, любовью к жизни, преданностью делу Катя оказалась сделана из того же теста, что и отец Александр. За несколько лет с конца 80-х до начала 90-х, когда появилась надежда на свободу, они оба увидели в этом шанс, который дарует Господь, и были готовы использовать его в полную силу. Правда, иллюзий по поводу наступивших свобод у отца Александра не было: он слишком хорошо знал историю человечества. Но у них были благодарность за Божие доверие, трезвость и полная самоотдача.

Желание открыть людям мир веры и смысл жизни было велико. Отец Александр понимал, что надо торопиться. Время свободы быстро сменяется временем реакции. У многих были радужные надежды, но отец был сторонником трезвых оценок. Катя трудилась с ним заодно, стремясь сделать как можно больше на ниве просвещения и культурного возрождения. Как человек открытый, но отнюдь не наивный, она понимала, что тьма не прощает апостолам света и во все времена мстит им. Активность же проповедей отца Александра и интерес к ним возрастали. Аудитория слушателей его живой проповеди быстро росла. Священнику стали доверять больше, чем кому-либо. Многие, как в первые времена христианства, стали приходить к Церкви и креститься. Но «противник» Бога не дремал.

Невидимо обстановка вокруг свидетельства о Христе стала напряженной. В такой ситуации было как минимум два варианта: либо сойти с пути и избежать неприятностей, но изменить себе и Христу; либо остаться верным услышанному когда-то призыву свыше и своему выбору быть со Христом. Но в таком случае крест духовный становится уже крестом мученическим.

Гибель отца Александра для всех его духовных чад была и остается тяжелейшей трагедией. Когда он погиб, Катя была из тех, кого горе заставило собраться и по мере сил действовать в духе отца. Она поняла, что необходимо делать, почему он благословил ее принять директорство. На своем месте она могла бы продолжать дело своего духовного отца так, как никто другой. Действительно, без риторики и манифестов она услышала призыв, что может и должна сделать для Бога, Церкви, людям, самой себе, стране. Да, той самой стране, которая отвергнет свободу, убьет своего просветителя, будет обвинять ее в «западничестве», а народ упорно будет стремиться в печальное прошлое. Менталитет и психология довольно инертны, меняются они долго. Она не пугалась горы, а пыталась ее двигать. В этом была вся Катя. Она понимала характер своего народа и его кесаря. Поэтому ее шаги были всегда трезвы, обдуманны, взвешены мудростью, а главное — всегда перед лицом Истины. Ориентировалась только на Божию правду, которая никогда не оставит верного ей.

Катя обладала особой харизмой — вносить смысл в мир абсурда. Она могла признаться, что очень устала и духовно, и физически от окружающего абсурда и глупости. А если скажешь: «Не пора ли, Катя, снизить темп и ехать не в Шереметьево, а на дачу, на 43-й километр, а?» Так она в ответ: «Если не мы, то кто? Еще немного рано». И ни слова лишнего — о долге, о возвышенном, о вере, о христианстве, о Боге. Смирение ее было не в отрешенном взгляде и не в фальшивых словесах, а в мужестве и трезвости, в готовности сделать все, что даже выше ее сил. А это норма для тех, кто рад отдать всю прибыль Христу. Это особая мудрость и благоговение перед невидимой реальностью — уметь хранить и не разменивать любовь ко Христу на слова о ней. Это была и школа для ее собеседников.

Господь вложил в нее не только дар лидера и победителя, но и смирение, чтобы не забывала, кому она служит — кесарю или Богу. И вновь, как и на отца Александра, исполнился закон Христов: «Кто потеряет жизнь свою ради Меня и Евангелия тот сбережет ее…» Благодаря вере, Катя действительно порою сдвигала горы, непосильные для одного человека.

У отца Александра был замысел — построить баптистерию и воскресную школу при храме в Новой Деревне в Пушкинском районе. После его гибели для нас это стало завещанием. С первых дней Юра, муж Кати, приступил к организации и началу работ. Обсуждения, выбор проекта, планы, сметы, исполнители — и непосредственная физическая помощь. Опять эта необычная в своей искренности и щедрости семья. Наше знакомство перерастало в теплые доверительные и надежные отношения. Снова нас объединяло дело отца Александра Меня и любовь к нему.

А потом постучался 95-й год. Мягко говоря, непростой для нашей с женой жизни.  Если бы не активное участие Кати с Юрой, моя служба могла бы закончиться. У них за океаном нашелся друг, а у друга сын, классный хирург, как раз по самому что ни на есть моему профилю. И меня «починили» на целых двадцать лет. Я помню свою встречу с Катей и Юрой в Шереметьево.

Без слов было понятно, что программа, которой Катя дала кодовое название «наша нога», привнесла в наши отношения новую, доселе невиданную глубину.

Есть люди, которые могут не быть рядом, не быть дома, не приехать в церковь, но это не значит, что они отсутствуют. Особенно очевидно это с теми, кто навеки связал себя с Иисусом Христом и служением Ему. Катя — как раз из этой бесценной когорты. У меня ни на одно мгновение не пропадала уверенность: если возникнет необходимость, Катя сделает все возможное, чтобы помочь, где бы она ни находилась.

А потом пришли жестокие и неумолимые 2014 и 2015 годы. Но они стали яркими снова благодаря Кате и верному Юре. Была очевидна угроза и понятен, к сожалению, исход. Думаю, не только для врачей. Но Катя все равно осталась Катей! И все, что было в ней, оказалось настоящим и не из временного, а из вечного мира. Стоя у могилы близкого человека, думаешь не о том, чем он знаменит и как велик своими делами, а о том, как он дорог твоему сердцу. Отдав жизнь людям и посвятив себя Богу, он переходит в другое измерение и, по определению, не может кануть в небытие. Такой человек уходит в Жизнь Вечную — и поэтому пребывает в настоящем. И не во временной памяти близких, а в невидимой реальности.

Красота и мощь души не блекнут и не увядают, если она не на поверхности, а из глубины. Она продолжает служить миру, если он имеет уши и очи, свидетельствуя о феномене человеческого духа, рожденного Божьим Духом, жившим Им, служившим Ему! Когда Бог смотрит на таких людей, Он с радостью может сказать: «Добро зело есть. Войди в радость Господина твоего».

Август, 2015

Славко Прегл

(Любляна, Словения)

Мое сотрудничество с российскими издателями началось очень давно, в разгар прошлого века, и тогда для нас было привычным, что наши разговоры были весьма долгими и полными неопределенности. Результат часто зависел от людей, для которых книга являлась административным заданием, а не страстью, любовью всей жизни. Поэтому велико было мое удивление, когда у меня в кабинете летом 2011-го (тогда я был директором словенского Государственного агентства печати) появилась Екатерина Юрьевна со своими сотрудниками. От любезного общего разговора мы — по ее инициативе — очень быстро перешли к конкретным вещам и за несколько дней подписали письмо о намерениях. Издательство «Центр книги Рудомино» в составе ВГБИЛ — при содержательной и финансовой поддержке Государственного агентства печати — начнет публиковать современную словенскую литературу на русском языке. Название серии: «Словенский Глагол». В том же году вышли уже две книги, а потом (на сегодняшний день) еще пять! Мне казалось замечательным, что мы, словенцы, так сказать, все выросшие на русской классике, чуть-чуть начнем возвращаться назад.

Позже, в мае 2012 г., Екатерина Юрьевна пригласила меня вместе отправиться в Саратов. В рамках бесед по проекту «Большое чтение», в который реально было включить и «наши» книги, у меня была возможность поговорить о Словении и ее культуре в местном университете и даже в одной из биб-лиотек близлежащего города Энгельса. Несколько раз я был гостем и на международных конгрессах переводчиков в Москве, где выступал на различных

мероприятиях. И везде ощущалась неукротимая энергия Екатерины Юрьевны.

Ее благосклонность к словенской литературе, доброжелательное отношение к Словении — это именно то, благодаря чему я ее не забуду и из-за чего меня так глубоко потряс ее слишком быстрый уход в страну наших воспоминаний. Ее широкие познания, независимые исследовательские путешествия по вершинам мировой литературы и одновременно галантное лавирование между факторами, ежедневно вторгающимися в нашу жизнь и деятельность, — все это отнюдь не отвратило Гениеву от достижений «малого» языка, языка словенцев, самых западных славян. Ее жизненным и духовным пространством был поистине весь мир, но в то же время она знала, что жемчужное ожерелье состоит из тысяч маленьких жемчужин, без которых оно не будет цельным. Своих сотрудников Екатерина Юрьевна, несомненно, загружала работой, но и себе не делала никаких поблажек, и их совместные результаты, безусловно, давали плоды. Я горд и счастлив, что кое-что нам удалось сделать вместе; я стал богаче, потому что мог у нее учиться.

Екатерина Юрьевна собирала чайные чашки. Я успел подарить ей две, и она так радовалась каждой; в этом году я купил еще одну, особенную — для нашей следующей встречи. Теперь эта чашка останется со мной. И каждый раз, когда я буду пить чай, мысленно буду разговаривать с Екатериной Юрьевной.

Она была исключительной женщиной. Словения, словенская литература и я лично потеряли дорогого друга. Было бы справедливо, если бы ее — и наш — «Словенский Глагол» продолжал выходить и дальше; это будет наш скромный, долговечный памятник в ее честь.

Перевод со словенского Юлии Созиной

Александр Нежный

Памяти Е.Ю.Гениевой

С кончиной Екатерины Юрьевны Гениевой что-то изменилось в моей жизни.

Собственно, так бывает всегда, когда уходит человек, с которым ты был связан годами тесного знакомства (боюсь написать здесь: дружбы, ибо таких, как я, вокруг нее было великое множество: писатели, переводчики, художники, редакторы, дипломаты, священнослужители — от простого иерея до увешанного панагиями митрополита, сотрудники ее Библиотеки, обожавшие Катю, но теперь в связи с необратимым изменением обстоятельств привыкающие любить новое начальство). Как бы мы ни верили в предстоящую всем нам встречу с теми, кто нас покинул, иначе говоря — в жизнь будущего века, — вид разверстой могилы и гроба, где покоится человек, так похожий на живого, человек, с которым не далее как неделю назад ты говорил по телефону, а чуть раньше встречался и обсуждал будто бы важнейшие вопросы издания твоей новой книги, а еще раньше в одном вагоне путешествовал во Псков или в одном самолете летел в Красноярск, — право же, этот мучительнейший из всех разрывов, разрыв между еще живым вчера, а ныне уже мертвым, помимо горя, вызывает отчаяние, перехватывающее горло.

Какая встреча? Будет ли она? Надежда на нее относится к области нашей слабой веры, тогда как глазам предстоит неоспоримая реальность могилы. И не получается, как учит нас Спиноза, смотреть на все sub specie aeternitatis^•, ибо все случившееся не только больно ранит сердце, но буквально казнит своей дикой неправдоподобностью. Что-то изменилось не только в моей жизни; и не только в жизни других людей; меняется, для нас подчас совершенно неуловимо, само бытие — хотя бы потому, что в создание человека вложено бесконечное количество тысячелетнего труда, и его потеря всегда отзывается на мироздании. А когда тебе выпадает горестное счастье и великая ответственность промолвить несколько по возможности небанальных слов о Екатерине Юрьевне, то прежде всего следует сказать, что в ней удивительным образом выразился какой-то, вероятно, не до конца понятный нам замысел, создавший эту совершенно неповторимую личность. Было тут, вероятно, и сочетание двух кровей, и воспитание, и огранка мировой культурой, и приобщение к христианству — но было, вне сомнений, и нечто иное, что при взгляде на нее навевало представление о царственных — в лучшем и высоком смысле — особах навсегда ушедших времен. Достаточно было хотя бы раз увидеть, как входит Екатерина Юрьевна в Овальный зал, название которого, вопреки его действительной форме, оставил ей в наследство горячо любимый ею отец Александр Мень, как на пути к председательскому (обыкновенно) месту ее сто раз перехватят, остановят, начнут расспрашивать, и она со свойственной ей быстротой ума успевает перемолвиться со всеми и всем ответить; как одним взглядом своих темных глаз диковинной птицы она сбивает пыл с какого-нибудь чересчур увлекшегося собой витии; с каким благожелательством представляет собравшимся людям новую книгу, выпущенную ею же созданным при Библиотеке издательством «Центр книги Рудомино», — автора, художника, редактора…

Несколько раз и я бывал именинником Овального зала, и надо ли говорить, сколь дороги были мне слова Екатерины Юрьевны о моих книгах и предпринятых в них попытках изобразить как трагичные стороны нашего бытия, так и просверкивающие в нем проблески света. Из моих сочинений ей, мне кажется, более всего пришелся по душе «Nimbus» — роман о Фридрихе Иозефе Гаазе, «святом докторе», как его нарекли в России, несчастным которой он посвятил почти всю свою жизнь. Прихватив с собой распечатку романа, Гениева улетела в одну из своих бесконечных командировок, а вернувшись, твердо сказала: «Будем издавать». Ее отношение было мне понятно. Оно определилось не столько — скажем так — действительными или мнимыми достоинствами моей прозы, сколько ее глубоким почитанием моего героя — Федора Петровича Гааза, беззаветного подвижника и гения милосердия. О Гаазе и его служении она знала с детства. В этой связи велико искушение написать, что призыв Гааза «Спешите делать добро» — всю жизнь был биением ее сердца. Но, как говаривает мой близкий товарищ, все так, да не так.

Она спешила делать добро — но на свой лад. Федор Петрович, с какой стороны на него ни глянь, был юродивый. Не таким, как Василий Блаженный или Ксения Петербургская, но, вне всяких сомнений был он «человек Божий». Однако Божий человек ни в советские, ни в наши времена даже и не помыслить не мог, чтобы возглавить крупнейшую в стране Библиотеку; не смог бы создать в ее стенах общероссийский культурный центр: он мог бы лишь бессильно вздохнуть перед немыслимой и непосильной для него задачей — новы-
ми скрепами соединить отечественную культуру с  культурами США, Англии, Франции etc, организовав при ГБИЛ культурные центры этих стран. (Упомянем в этом ряду и Турцию, чей культурный центр недавно был мстительно разгромлен властью). Божий человек вряд ли был бы в состоянии, давясь от отвращения, в сотый раз напоминать чиновникам типа г-на Мединского, отправившего историю на панель подделок, мифов и фальсификаций, что были деятели, при слове культура хватавшиеся за пистолет, — но зато каким же роскошно-поучительным манером завершили они свою жизнь! И если Творец еще сохраняет кое-какие надежды на человечество, то Он лучше всех президентов знает, что культура — первое и, пожалуй, единственное средство от нашего всеобщего одичания.

Однако новые хозяева уже въехали в город Глупов на белом коне и со страстью предались своему любимому занятию — жечь гимназии и упразднять науки, а Екатерина Юрьевна, как птица, спасающая свое гнездо, пыталась остановить разрушение дела своей жизни, несмотря на то, что она была смертельно больна и дни ее были уже сочтены. Это был ее кенозис. Но перед кем же могла она говорить

о близости своего смертного часа? Перед какими рылами открывать душу?

«Божий человек», в чистейшем его виде, просверкнул в ней в этом ее добровольном самоуничижении.

Ее могила на Введенском (Немецком) кладбище находится в нескольких шагах от могилы Гааза. Выискивать в больших и малых совпадениях перст Божий — не мое занятие; но ее посмертное соседство с Федором Петровичем нельзя было не счесть знаком, дающим нам возможность глубже понять жизнь и достойную миссию Екатерины Юрьевны Гениевой.

Она ушла в июле 2015-го; последний раз мы виделись, кажется, в июне. Болезнь, перенесенные операции, химиотерапия — все вместе наложили на ее облик тот страшный отпечаток, который виден на лице человека, исчерпавшего силы в долгой, изнурительной борьбе за свою жизнь. Я глядел и вспоминал: вот мы во Пскове, вечером, в ресторане, после тяжелого дня, и она, отвергая мое предложение выпить вина, решительно заявляет: «Нет, нет! выпьем водки!»; вот на обратном пути я захожу к ней в купе, где она, как дитя, не нарадуется на пару каких-то старинных вещичек, купленных ею в антикварной лавке; вот в Красноярске, на рынке, выбираем подарки для своих близких, и она со знанием дела советует: «Купите вот эти рукавички для жены и дочери»; вот… Честно говоря, не так уж он и велик, список моих воспоминаний. Но от всего вместе — от этих поездок, от Овального зала ГБИЛ, от ее неизменного вопроса о всякой моей новой книге: «а какой месседж мы посылаем читателям?», от моих полувнятных ответов — от всего этого возникает щемящее чувство невосполнимой утраты, завершения большого — больше, чем ее жизнь, — отрезка времени и наступления новой, безрадостной (без нее!) эпохи.

 *С точки зрения вечности (лат.)

Гарри Бардин

режиссер

Пока мы ее помним — она живая.

Писать о Екатерине Гениевой в прошедшем времени не могу, потому что все, что произошло с ней, болезнь и ее уход, — воспринимаю как чудовищную несправедливость.

Евреи в день рождения пьют за здоровье именинника и желают ему дожить до 120 лет. Редко кто доживает. И то — или японцы, или китайцы. Наше российское воображение чуть победнее. И, хотя мы повторяем как мантру: «В России надо жить долго», — не получается. Уходят рано талантливые и любимые наши люди.

Екатерина Юрьевна Гениева по своим грандиозным планам, по нестандартные задумкам должна бы жить и жить. Ее идеи рождались легко, в об-
щении за столом, между прочим. Наверное, были какие-то домашние заготовки, но трудно представить себе Катю, тяжело погруженную в раздумья, часами сидящую в тиши кабинета… В ней пленя-
ла моцартовская легкость (как и одна — первоапрельского рождения!) возникновения идеи и
полное бесстрашие перед осуществлением этой идеи.

Мы с ней много ездили по городам России. Взяв на вооружение мой фильм «Адажио», она начинала свои конференции с просмотра этого фильма. При этом Катя скрупулезно вела счет своих просмотров. Незадолго до смерти она сообщила, что видела фильм «Адажио» 88 раз. Когда я присутствовал на этих конференциях, то не уставал удивляться той непосредственности, почти детской, с какой она смотрела на экран. В ней органично уживались мудрость и непосредственность. Мужество и женственность.

Она была непререкаемым авторитетом в своей библиотечной среде. Ее слушали затаив дыхание работники библиотек в провинциальных городах России. Благодаря Кате я открыл для себя, что Москва — это еще не Россия. Россия для меня открылась добродушными, интеллигентными, открытыми людьми без столичной спеси и фанаберии. Людьми, живущими скромными доходами в глубинке. Профессия библиотекаря предполагает не просто работу, а служение. И в этом смысле Екатерина Гениева была образцом этого служения.

Она редко жаловалась. Я помню нашу последнюю совместную поездку в город Чебоксары. Наши номера в гостинице были рядом. Встречаю Катю в коридоре. Она, пошатываясь, держась за стенку, идет в свой номер.

— Катя! Что с тобой? — спросил я.

Она повернула голову. На ее исхудавшем лице светилась улыбка.

— Представляешь, душа моя, я самостоятельно поднялась на колокольню. А это — двадцать метров!

Она мужественно преодолевала невзгоды, болезнь, идиотизм вышестоящих инстанций. Как у Чехова: «Неси свой крест и веруй». Она верила в людей, в торжество разума и справедливости. И я это принял как наследство и как вектор жизни. Спасибо тебе, Катя.

Дмитрий Триантафиллидис^*

Екатерина Гениева — маяк толерантности

Екатерина Юрьевна Гениева, Генеральный директор Всероссийской библиотеки иностранной литературы имени М.И. Рудомино, в которой она проработала в общей сложности 43 года, — яркая и смелая личность, которая в своих работах запечатлела «проблематичное» двадцатипятилетие, последовавшее за распадом СССР.

Редкий специалист по английской филологии, видный деятель в культурной и политической жизни России, для меня она была олицетворением лучших черт русской интеллигенции. Личность, обладавшая исключительной эрудицией и культурой, она была членом редколлегии литературных журналов «Иностранная литература» и «Знамя», специализированного издания «Детская литература», журнала «Библиотека» и других известных российских проектов. Стоит особо упомянуть о том вкладе, который внесла Гениева в возобновление журнала «Вестник Европы», являющемся образцовым вариантом диалога между Россией и Европой.

Личность светлая и в то же время сильная, Екатерина Юрьевна Гениева, щедро дарила людям, окружающим ее, свет, тепло; ее жизнь была примером для подражания. Обладая редким талантом — выявлять доброту и харизму в каждом человеке, встречающемся ей на жизненном пути, Гениева создала целую плеяду людей, которых объединяет общая цель — любовь к культуре и сострадание к ближнему.

Ее кристально-чистая этика всегда руководствовалась невероятной эрудицией и глубокой духовностью. Само ее присутствие, где бы то ни было создавало ту непередаваемую атмосферу, когда моральный долг становился высшим принципом жизни этого человека. Поэтому Гениеву не коснулись непорядочные высказывания людей, которые так и не смогли понять, какой высокой миссией она была наделена и какой высокой моралью обладала.

Благодаря старанию Екатерины Гениевой был задуман и реализован проект «Ex Libris», позволивший сохранить от уничтожения тысячи провинциальных и сельских библиотек на территории России. Несмотря на тяжкий недуг, она до конца находилась «на боевом посту», перевозя в отдаленные регионы России коробки книг для местных библиотек, организовывала поездки писателей в самые крайние районы огромной пушкинской страны, чтобы встретиться с читателями.

Екатерина Гениева являлась президентом «Института толерантности», и яркий луч ее негасимого маяка указывал верный курс, соединяющий мост между Россией и всем миром.

Встречи и общение с Екатериной Юрьевной, как свидетельствуют ее друзья, всегда были оазисом радости, диалога, глубокого взаимопонимания и взаимного уважения.

Однажды у нее дома мы обсуждали различные планы широкого представления греческой культуры в России через переводы и публикации книг, через встречи, через сотрудничество с греческими учреждениями. Екатерина Юрьевна продемонстрировала гостям предметы, представляющие историю нескольких поколений русских интеллигентов. Вместе с мужем они всю жизнь собирали их, с тем чтобы потом пожертвовать библиотекам или музеям. Она обладала талантом убеждать многих состоятельных соотечественников, и люди с удовольствием жертвовали деньги на спонсорские программы для поддержки библиотек и музеев по всей России.

Екатерина Гениева была душой проекта «Возвращение», который финансирует и возвращает в библиотеки России архивы, сохраненные первым поколением российской диаспоры, а также и архивы зарубежных стран, найденных в России после Второй мировой войны. Помню, с какой радостью она рассказывала о том, как удалось вернуть в Австрию тысячи книг и другие ценные предметы.

Екатерина Гениева в жизни была очень храбрым человеком, она непоколебимо шла против течения эпохи, защищая право выражать свое мнение и даже несогласие, развивая диалоги в рамках толерантности.

Екатерину Юрьевну Гениеву можно сравнить с женами декабристов 1825 года, не боявшихся ударов судьбы и принявшими все тяготы сибирской неволи. С теплотой и любовью она воспитала целые поколения библиотекарей, читателей и писателей. За это, как и за многие другие ее заслуги, россияне будут вспоминать ее с благодарностью. Будем помнить ее и мы — те, которым посчастливилось быть знакомыми с ней.

*Дмитрий Триантафиллидис — греческий журналист, писатель и переводчик с русского языка. Издатель альманаха русской культуры «Степь» и учредитель издательского дома «Самиздат».