Солнце надежды – единство церквей

Недавно Папа Римский Франциск побывал в Турции (напомним, свои паломничества он начал с Ближнего Востока, и прежде всего — с Израиля), где он посетил Голубую мечеть в Стамбуле и молился там вместе с Великим муфтием города, обратившись лицом к Мекке. И это был не просто красивый и благородный жест, а вполне продуманная и ставшая уже традицией направленность на диалог с мусульманством. Его родоначальником был прославившийся своими миротворческими поездками Иоанн Павел II, который, следуя заветам Второго Ватиканского собора, начал всей своей деятельностью проводить в жизнь принятые там решения. По-прежнему актуальным звучит обращенный ко всем людям мира — молодым и старым, верующим и неверующим, христианам всех конфессий, иудеям, мусульманам, исповедующим индуизм, буддистам, даже атеистам, — призыв, повторяемый вслед за Христом: «да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, — да уверует мир, что Ты послал Меня» (Ин. 17:21). Так названа одна из его энциклик — Ut unum sint.

Это не просто слова из Евангелия от Иоанна, не только цитата, которая была Папе особенно дорога; в этих словах нашла свое выражение суть его личности, деятельности — общественной, религиозной, политической; и творчества — художественного, богословского, философского, проповеднического; вся культура его бытия, которая покоится на убеждении в единении: человека — с человеком, народов друг с другом, государств и сообществ, верующих всех конфессий и религий, и каждого — с Богом, а через это — друг с другом. Папа исповедовал этот призыв, как дышал: естественно, глубоко и действенно. И не услышать его было совершенно невозможно, тем более что единением, стремлением к нему напитано всё им сказанное, прочувствованное и увиденное.

Почти пятьдесят лет назад, накануне Пасхи, словно предчувствуя — уже тогда! — собственную кончину, Папа писал в стихотворении «В Навечерие Пасхи 1966»:

В эту ночь при гробе Твоем мы себя ощущаем Единою Церковью —
Ночь борьбы, что ведут непрестанно надежда с отчаяньем в нас.
Но борьбы этой отсвет — в битвах истории нашей —
полнится ль смыслом? (Обретает его иль теряет?)
В эту ночь величавая поступь Земли возвратится к своим истокам.
Тысяча лет — ночь ожиданья при Гробе Твоем.

На единении покоился смысл его жизни и понимания ее, а когда он избрал путь религиозного служения, это стало определять и постижение им истории, смысла человеческих отношений и глубины веры. Он жил в полном самоотречении, который не был выбором, тут проявилась характерная для него тяга к естественности, которую он определил как подлинность, он выбирал то, что подсказывала жизнь, вне какого бы то ни было аскетизма, в чистом и ясном служении.

Мое паломничество — к подлинности…
…Туда мой путь.
В места святые. 

Гора Фавор: вид подлинности с высоты…

Генисаретские берега. Подлинность, когда находишься
В Капернауме, Вифсаиде или Магдале…

Подлинность отдохновения.
Места единения скорее в нас самих, не на земле. 

Папа Иоанн Павел II с молодости был тонким и очень личным поэтом, лирика которого еще ждет глубокого анализа. Свою сознательную жизнь он начинал как актер создававшегося при нем М. Котлярчиком оригинального Рапсодического театра со своей особой театральной системой (опять же еще до конца не проанализированной, а было бы очень любопытно сопоставить ее с системой Станиславского). Однако прежде всего Иоанн Павел II был религиозно-общественным деятелем, следовательно — и политиком. И каждое его выступление, высказывание, энциклики воспринимались не только как выражение его программы, но и как политический акт. С самого начала своего понтификата Иоанн Павел II завел обычай особых доверительных бесед во время еды — завтраков, обедов, ужинов, где в простой человеческой обстановке подчас решались важнейшие проблемы современности. На его аудиенциях побывали, вероятно, представители всех конфессий. С этого, пожалуй, начались его религиозные сближения и поиски общего языка со служителями разных верований.

Весь мир потряс его жест, когда он во всеуслышание принес извинения от лица католиков евреям и всем последователям иудейской веры. Тема «Папа и еврейство» — отдельная, она требует особого рассмотрения, но мы не можем всё же не упомянуть, что евреи всегда были в числе его близких друзей, что он подлинный знаток Ветхого Завета. Нужно было обладать немалым мужеством, чтобы объявить себя — иерарха, главу Ватикана — младшим братом иудеев. Посещение им в 2000 году Яд Вашем — иерусалимского музея памяти Холокоста, молитва у стены плача и, конечно же, упомянутое покаяние резко изменили климат планеты. И если такой факт еще трудно назвать сближением — это лишь первые шаги на пути к нему, однако вырвавшееся у одного из еврейских журналистов признание: «Теперь я перестал бояться христиан», — является подлинным подтверждением важности и необходимости реального единения.

Иоанн Павел II вошел в историю как первый Папа, который переступил порог англиканской и лютеранской церквей, был гостем синагоги, буддийского храма, наконец мечети с соблюдением всех положенных правил — снял перед входом обувь. Большое удивление, если не переполох среди многих католиков вызвал его многозначительный жест: целование Корана со всем присущим пиететом и трепетом — как христиане целуют Библию. И для него это был такой же важный и красноречивый жест, как целование земли, пока позволяло здоровье и силы.

Все помнят, как во время Литургии в Вифлееме — священном месте для христиан, где родился Христос, Папа, заслышав доносящееся пение муэдзина с минарета находившейся неподалеку мечети, прервал службу, чтобы в молчании соединиться с мусульманским голосом, призывающим к намазу. А когда молитва была закончена, он со словами «Аллах Акбар» вернулся к службе. Существует мнение, что Папа даже вынашивал мечту совершить паломничество в Мекку[1].

Всё это — не отдельный, продиктованный личным желанием порыв, а продуманная линия поведения, отвечавшая современной политике Ватикана, взявшего курс на экуменизм.

Именно в среде католичества экуменизм оформился в своем современном варианте как движение, призывающее к единению всех христиан, но и не только. «Спасительный промысел объемлет и тех, кто признаёт Творца, и среди них прежде всего мусульман, которые, исповедуя свою приверженность вере Авраама, вместе с нами поклоняются Богу единому, милосердному, Который будет судить людей в последний день»[2]. Экуменизм, который еще совсем недавно трактовался как сугубо христианский термин, всё больше и больше получает значение широко понимаемой «встречи» и рассматривается сейчас как включение современной Церкви в религиозный диалог. Но в том виде, в каком экуменизм интерпретируется в рамках сугубо христианских, он был официально заявлен на II Ватиканском соборе, который проходил с 1962 по 1965 год и сыграл кардинальную, поворотную роль в распространении не только самого призыва, но и его конкретного воплощения в жизнь. На соборе был принят специальный декрет «Об экуменизме» (Unitatis redintegratio). Здесь, между прочим, подчеркивалось: «Но Господь веков, Который мудро и терпеливо осуществляет замысел своей благодати по отношению к грешникам, в последнее время стал обильнее изливать на разделенных друг с другом христиан дух раскаяния и желания единства. Повсюду есть великое множество людей, движимых этой благодатью»[3].

Поставив перед собой конкретную цель, ограниченную лишь одной верой — христианской (состоящей, правда, из немалого числа конфессий), собор, а в его лице — представители нынешнего католичества демонстрируют возможность подобного единения, подразумевающего не подчинение и централизацию, а разумное выявление и прояснение тех проблем, которые когда-то разделили христиан, да и не только их. Стала очевидна та пропасть, которая развела по разные стороны христиан и мусульман. Ее преодолению были подчинены многие принятые на II Ватиканском соборе идеи и декларации.

Конкретно этому вопросу, отмечает А.В. Журавский, была посвящена специальная декларация — «О взаимоотношениях Церкви с нехристианскими религиями» («Nostra aetate»). Тот или иной ее аспект был затронут в ряде других документов: в догматической конституции «О Церкви» («Lumen gentium»), в пастырской конституции «О Церкви в современном мире» («Gaudiam et spes»), в декретах «Об апостолате мирян» («Apostolicam actuositatem»), «О пастырском долге епископов» («Christus Dominus»), «О миссионерской деятельности Церкви» («Ad gentes»), в декларациях «О религиозной свободе» («Dignitates humanae»), «О христианском образовании» («Gravissimum educationes»). Стоит выделить то, как собор обозначил пересмотр своей позиции в отношении мусульман. «Церковь с уважением относится и к мусульманам, поклоняющимся Единому Богу, живому и сущему, милосердному и всемогущему, Творцу неба и земли» (Ср. Кор. 5, 18-19), говорившему к людям. Его установлениям, даже сокрытым, они всей душой стремятся подчиниться, как подчинился Богу Авраам, на которого охотно ссылается исламская вера. Хотя последователи ислама и не признают Иисуса Христа Богом, они всё же почитают Его как пророка и чтут Его девственную Матерь, Марию, а иногда даже благочестиво призывают Её. Кроме того, они ожидают Судного дня, когда Бог воздаст всем воскресшим людям. Поэтому они ценят нравственную жизнь и высоко чтут Бога молитвой, милостыней и постом. На Соборе был принят специальный Декрет «Об экуменизме» (Unitatis redintegratio). Здесь, между прочим, подчеркивалось: «Но Господь веков, Который мудро и терпеливо осуществляет замысел своей благодати по отношению к нам, грешникам, в последнее время стал обильнее изливать на разделенных друг с другом христиан дух раскаяния и желания единства. Повсюду есть великое множество людей, движимых этой благодатью»[4].

Курс на единение, взятый Иоанном Павлом II, не кажется случайным еще и потому, что папа-славянин родился в небольшом городке Вадивице, что под Краковом, вырос на землях, издавна отличавшихся веротерпимостью, многоконфессиональностью и полиэтничностью: «Нет ничего невозможного у Бога. “Экуменизм” — это не только “благородная идея”<…>, но вместе с тем и серьезное испытание веры, надежды и любви, выход в сторону того, что “возможно у Бога”, наперекор тому, что по-человечески может казаться невозможным», — говорил Папа в разговоре с французским журналистом Андрэ Фроссаром[5], которому почти как на исповеди рассказал о себе. «Люди должны знать, кто я и откуда, чтобы мне верить», — настаивал он.

Как бы преодолевая тяжесть прошлых конфликтов и приглашая последовать его примеру, Иоанн Павел II, обращаясь к мусульманам, назвал их братьями (вслед за иудеями — старшими братьями), хотя такое обращение традиционно имеет отношение только к единоверцам во Христе, тем самым демонстрируя важность и необходимость сближения, потребность во взаимопонимании, подчеркивая единство людей, которые суть общая семья, и их религиозные воззрения не могут быть почвой для вражды и разделения. Стараясь по возможности расширить идею экуменизма, ее из сферы строго христианской стали выводить в более широкую плоскость общения христиан с нехристианскими религиями — иудейской, мусульманской, буддистской, индуистской, и стала очевидна ее перспективная роль в странах, где преимущественно проживают смешанные народы. Но всё же главной заслугой Папы по сей день остается его протянутая рука в сторону мусульман — болевой точки всего мира. В Израиле еще только начинались интифады, самые страшные угрозы, которые получил мир от мусульман, были впереди, но Папа уже настоятельно искал пути для поиска диалога. (По мнению нынешнего папы Франциска, важное значение приобрело бы открытое осуждение терактов иерархами мусульманства — еще несколько лет назад вряд ли кто из христианских иерархов решился бы сделать подобное предложение, да еще мусульманским иерархам.)

Один из первых своих визитов Иоанн Павел II не случайно нанес в Стамбул (с 28 по 30 ноября 1979 г.), где посетил Церковь Премудрости Божией, которая после падения Константинополя сначала была превращена в мечеть, а ныне тут музей, благодаря чему историческое место оказалось спасенным. «Я еду как брат», — сказал Папа в приветственной речи на аэродроме. Стамбул (Константинополь) — историческая столица Православной Церкви и резиденция Вселенской Патриархии, которую он давно мечтал посетить. Однако свой визит в Турцию он начинает с Анкары, столицы исламской Турции, наследницы Османской империи. Стоит заметить, что турецкие власти принимают активное участие в деятельности Патриархии, в чем, разумеется, можно видеть определенный госконтроль, но в то же время и остатки того исторического недоверия, которое характеризовало состояние этого государства в прежние времена. Не менее важно помнить и о том положении, когда христианские Церкви представлялись нераздельными и едиными. «Святой Андрей Первозванный, покровитель Константинопольской церкви, — говорил Папа, — был родным братом святого Петра, который вместе со святым апостолом Павлом основал Церковь в Риме и стал ее первым епископом. В некотором плане этот факт заставляет нас вспомнить о драме христианства с его разделением на Восток и Запад, но вместе с тем напоминает нам также о действительно глубоком сообществе, существовавшем при всех разделах между двумя Церквами»[6].

Итак, одна Церковь — в Риме, а вторая — во «втором Риме», Константинополе, ставшем колыбелью Православия и, при всех сложностях и трудностях, показавшем необходимость общения православия, а шире — христианства, с другими религиями, в данном случае с исламом. Папа очень любил ссылаться на метафору Вячеслава Иванова о двух «легких» христианства: Православия как «второго Рима» и Католичества как «Рима первого», памятуя о тяжком расколе между обеими Церквами. В голову невольно приходит ассоциация с подобным явлением в исламе, религия которого поделилась на шиитов и суннитов. В этом далеко не радостном сходстве таится и своего рода утешение: схожесть всегда говорит в пользу единства. Для этого есть общая молитва. «Такие совместные моления являются, несомненно, вернейшим средством испросить благодать единения, а также подлинным знаком тех уз, которыми католики до сих пор связаны с отделенными от них братьями», — говорится в декрете «Об экуменизме»[7].

«И христиане и мусульмане согласны с тем, что встреча с Богом во время молитвы является необходимой пищей для души, без которой наши сердца останавливаются, а наша воля уже тянется не к добру, а поддается злу»[8], — сказал Папа в мечети Омейядов в Дамаске, находясь там по приглашению Главного муфтия Сирии Альмада Кафтару. До этого Папа отказался от посещения мечети в Каире, когда посетил знаменитый университет Аль-Азар в мае 2001 года, не вошел он и в иерусалимскую мечеть, где палестинцы его приветствовали во время пребывания Иоанна Павла II на Святой Земле в 2000 году. И тот перелом, который наступил именно в Сирии, может быть, потому и произошел, что Сирийскую Республику возглавляют миряне. Это было следствием того, что сам визит не был одним лишь дипломатическим шагом, а существенным этапом в развитии диалога между исламом и христианами. Следовательно, есть почва, на которой легче всего организовать и провести диалог — культура. Кроме того, считал Папа, именно диалог свидетельствует об истинности веры: у людей, составляющих единую человеческую семью, и в то же время у людей верующих существуют общие обязанности, касающиеся социального блага, справедливости и солидарности. Межрелигиозный диалог, был убежден Иоанн Павел II, позволяет выработать различные формы сотрудничества, а это особенно отвечает нашим обязанностям перед бедными и слабыми[9].

Папа полагал, что организация помощи нуждающимся как важнейший долг человеческого служения формируется на основе межрелигиозного общения: «Я действительно надеюсь, что наша встреча в мечети Омейядов будет знаком нашего обусловленного стремления к развитию межрелигиозного диалога католичества и ислама <…>». Ведь все мы — члены одной человеческой семьи, подчеркивал он в заключение. Поэтому надо смело выходить за рамки своих внутренних проблем и обсуждать их совместно, «важно, чтобы христиане и мусульмане, не прекращали углублять наши философские и богословские вопросы, чтобы прийти к более объективному и целостному взаимному познанию своей религиозной веры». Чем лучше будет взаимное понимание, тем скорее — именно на практике, в реальной жизни, возобладает «способ представления двух наших религий не в противопоставлении друг другу, как это слишком часто имело место, а в партнерстве на пользу добра семьи человеческой»[10].

Первого сентября 2001 года в своей приветственной речи по случаю Дня мира, призывая к солидарности и взаимопониманию людей разных культур, Папа заговорил об уроке, преподанном историей и запечатленном в Книге пророка Исайи, который предвидел грядущее суровое испытание народам: «В тот день из Египта в Ассирию будет большая дорога, и будет приходить Асур в Египет, и Египтяне в Ассирию; и Египтяне вместе с Ассириянами будут служить Господу» (Ис. 19: 23). Он цитировал Пророчество о Египте, словно предчувствуя новую и невиданную дотоле трагедию, обозначившую линию разрыва: 11-е сентября 2001 года, дата, которая повернула мир против мусульман. Молитва Папы, сразу после этого события, была исполнена просьбы и призыва: «Чтобы не накалялась спираль ненависти и насилия!»

А с 22 по 25 сентября того же года он находился в исламском Казахстане. На Богослужении в Астане, где собралось свыше 60 тыс. человек (мусульман и православных, по наблюдениям журналистов, было больше, чем католиков), Папа в своей проповеди заговорил о логике любви, которая способна соединить христиан и мусульман, склоняя их к совместному строительству цивилизации любви. «Эта логика, — сказал он, — позволит нам… соединить всех истинных друзей, которые принимают нас в вечных храмах, на небесной родине». И после молитвы обратился ко всем собравшимся и людям всего мира с призывом к единению и молитве за мир: «Из этого города, из Казахстана, из страны, которая подает нам пример гармоничного совместного проживания людей разного происхождения и веры, я обращаюсь с горячим призывом ко всем — как христианам, так и представителям других религий, совместно вести такую работу, чтобы построить мир без насилия, мир, который любит жизнь и который развивается в справедливости и солидарности. Мы не должны себе позволить, чтобы то, что произошло, привело к углублению разделения. Религия никогда не должна служить обоснованием конфликта»[11]. И когда на следующий день он встретился с представителями культуры и науки в Астане, известный казахский писатель Абиш Кегельбаев выразил ему в своей речи глубокую благодарность за диалог с исламом. В ответ Папа признался: «На этой земле, открытой для встречи и диалога <…>, я еще раз хочу выразить уважение к исламу со стороны католической Церкви — к подлинному исламу, тому исламу, представители которого молятся и выражают солидарность с теми, кто в этом нуждается»[12].

Однако еще до известной нам всем трагедии «башен-близнецов» Папа на протяжении своего понтификата старался вести подлинный диалог в защиту мира, призывая всех преодолевать былые разногласия и исторические недоразумения; он был глубоко убежден в том, что это возможно. Все его выступления и обращения к представителям разных верований, и в частности к мусульманам, можно рассматривать как продолжение политики Ватикана, провозгласившего экуменизм, но вместе с тем здесь находит свое выражение и его личная мечта, а главное — непоколебимая вера в мир и счастье всех людей: «Церковь с таким же уважением смотрит и на магометан, почитающих Единого Бога, живого и самобытного, милосердного и всемогущего Создателя неба и земли, Того, Кто говорил людям, и они всем сердцем стараются даже подчиниться Его скрытому решению, как подчинился Богу Авраам, к которому вера ислама часто и охотно прибегает <…>. А то, что в течение веков возникло много споров и вражды между христианами и магометанами, то святой Собор поэтому призывает всех вырвать из памяти прошлое, искренне трудиться на благо взаимопонимания и в интересах всего человечества совместно охранять и развивать социальную справедливость, моральное благо, а также мир и свободу»[13].

Когда во время своего визита в Ватикан король Марокко Хасан II пригласил Иоанна Павла II в свою отчизну, Папа, поблагодарив его за приглашение, спросил, что он мог бы сделать для исламского края? Ответ монарха удивил бы кого угодно, только не Папу. Хасан II сказал: «Я убежден, что для десятков тысяч марокканцев, особенно для молодежи, будет огромным счастьем, если Ваше Высочество скажет им о моральных нормах и взаимоотношениях, которые влияют на личность, общество, народ и религию»[14]. Это было подлинное историческое событие, когда на стадионе в Касабланке впервые в истории Церкви молодые представители ислама слушали главу Римского Ватикана, который оказался приглашенным в страну исламским королем, и тот, кстати, сделал массу уступок в отношении проживающих в его стране католиков — им было позволено открыто исповедовать свою веру. Иоанн Павел II выступил перед почти восьмьюдесятью тысячами молодых марокканцев на французском языке, сделав специально для них нечто вроде обзора и краткого изложения вопросов христианского гуманизма. И молодежь слушала его с такой заинтересованностью и вниманием, как, быть может, не слушала в Европе.

Папа неустанно подчеркивал единство всех верующих. «Разве в мире, который желает покоя и единства, но который, однако, переживает тысячи напряжений и конфликтов, верующие не должны поддерживать дружбу и сближение между людьми и народами, которые создают на Земле единую общность? Мы знаем, что у них то же самое начало и та же самая конечная цель: Бог, который их создал и ждет, когда всех их соберет вместе»[15].

В сущности, ставя перед всеми одну-единственную задачу — объединения под сознанием того, что Бог Един, Папа шел дорогой, намеченной еще русским философом Владимиром Соловьевым, чья «Краткая повесть об антихристе» при всей своей видимой утопичности, намечала реальные структуры человеческого взаимодействия. Во многом и призывы Папы, и его жесты сегодня тоже могут показаться утопичными: теракты замучили Европу, до основания потрясают Израиль, чем больше и сильнее народ сплачивается и выступает против атак на него, на его представления о жизни и личную свободу, тем, наверное, яростнее готовятся новые теракты. Без диалога сверху — над политиками, только на уровне иерархов всех Церквей, этот вопрос не решить и даже не сдвинуть с мертвой точки. Есть глубокая правда в том, что Папа постоянно напоминал исторический факт: в течение всего первого тысячелетия сохранялась связь, а следовательно — и единство, между Римом и Константинополем.

Сделанный им вывод может послужить отправной точкой для тех, кто в нынешней ситуации не видит реального выхода: «Мы все больше понимали, что разрыву ткани единства способствовал не только исторический эпизод или просто вопрос превосходства, сколько прогрессирующее отчуждение, что различия как таковые воспринимались уже не как общее богатство, но как несовместимость»[16]. «Почему так происходит?» — задавался Папа естественным вопросом, обращаясь за поддержкой к своему предшественнику Иоанну ХХIII, цитируя его: «То, что нас объединяет, во много раз сильней того, что нас разъединяет»[17]. Экуменизм — это и залог будущности общения, и молитва, и диалог, у которого есть свои методы ведения, покоящиеся на совместном поиске истины, испытании совести, преодолении разногласий. Обновление и обращение, считал Папа, возможно только на путях диалога, подразумевающего и различные формы встреч, совместной молитвы, сотрудничества. А сотрудничество, как известно, облегчает поиск единства[18].

Отсюда неустанное стремление Папы выработать общие позиции не только с протестантской и англиканской Церквами, но и с православием, отношения с которым привели к чистому абсурду. Как ни прискорбно, но пока никто из Отцов Ватикана так и не был приглашен в Россию, несмотря на то, что широкая общественность празднование Рождества начинает с католической даты.

Папа не переставал подчеркивать, что он как славянин всегда особенно остро ощущал в своем сердце ожидание народов, к которым обратились «апостолы единства» (так он называл святых Кирилла и Мефодия). «Апостолы славян» взяли на себя труд «изложить библейские идеи и понятия греческого богословия на языке, понимаемом в контексте совершенно иного исторического опыта и традиций мышления», исходя из главного постулата, который, по мнению Папы, особенно ценен: «Вероучение следует излагать так, чтобы оно было понято теми, кому предназначено Самим Богом»[19]. Главную заслугу Кирилла и Мефодия Иоанн Павел II, который довольно чутко подходил ко всем проявлениям национальной культуры, возвращая слову подлинность (не приравнивая его к тождественности) его почти сакральный смысл, видел в стремлении святителей сделать так, чтобы Слово Божие «нашло свое выражение в языке любой цивилизации»[20], при этом он всячески предостерегал от навязывания другим народам чужих авторитетов, языков, образов. Этим святым, их миссии Папа непосредственно посвятил энциклику «Апостолы славян» («Slavorum apostolic») и апостольское послание «Идите по всему миру!» (Euntes in mundum), написанное по случаю Тысячелетия Крещения Киевской Руси. Выступая на торжестве, связанном с провозглашением Кирилла и Мефодия покровителями Европы одновременно со святым Бенедиктом, Папа напомнил, что «славянские братья» «сформировались в лоне византийской Церкви в ту пору, когда та пребывала в единстве с Римом», и потому для него не случайна их связь со св. Бенедиктом, святым одновременно католической Церкви и Церкви православной, где его почитают как преподобного. Говоря о них, Папа отметил, что «стремился не только утвердить историческую истину о христианстве на Европейском континенте, но и выдвинуть еще одну важную тему для диалога между Востоком и Западом, с которым связано столько надежд <…>. Как в святом Бенедикте, так и в святых Кирилле и Мефодии Европа обрела духовные истоки. И потому чествовать их надо вместе — как покровителей нашего прошлого и как святых, которым Церкви и народы Европы на исходе второго тысячелетия от Рождества Христова вверяют свое будущее»[21].

Мы не случайно так подробно стараемся проследить путь, проложенный «славянским» Папой к мусульманскому региону. Сегодня, когда мир в очередной раз сотрясают террористические нападения (Лондон, Мадрид, совсем недавно Париж), когда Европа, открывшая свои врата мусульманам, теперь расплачивается за свой шаг, когда за внешней культурой скрывается единственное желание — мстить и ненавидеть, опыт Иоанна Павла II доказывает правоту выдвинутой когда-то русским философом Владимиром Соловьевым идеи о Вселенской Церкви как единой Церкви человечества (правда, стоит заметить, что мыслитель «мусульманский мир» сюда не включал), которая на ряду с другими общественными формами и институтами способна будет преодолеть кризис вражды. Надежда — было одно из самых любимых слов Папы, он любил всё, связанное с его символикой, особенно желтый цвет — цвет солнца, света, воздуха.

Энциклики Папы, при всей их ярко выраженной публицистичности, с одной стороны, и наукообразии — с другой, «молитвенного духа» и «богословского метода», сквозь легко при этом воспринимаемые слова и образы, пронизывала важная философская мысль, которая рождается вроде бы случайно, не она — цель высказывания и тем не менее способна сделать строгий документ трактатом. Рассуждая на тему «Между памятью и ожиданием» в апостольском послании с многозначным названием «Свет с Востока» (Orientale lumen), Папа формулировал собственное понимание Времени, которое, как никакая другая категория, способно объединять разные отрезки, состояния, моменты: «Зачастую мы чувствуем себя сегодня пленниками настоящего, как если бы человек почувствовал, что он утратил ощущение принадлежности к истории, которая ему предшествует и за ним следует. В этих условиях по обретению себя между прошлым и будущим, с душою, преисполненной благодарности за полученные и за ожидаемые благодеяния, Церкви Востока особо выделяют значение преемственности, носящей названия Предания и эсхатологического ожидания». В этом отрывке в характерной для Папы многослойной, но вместе с тем абсолютно открытой манере ученого и проповедника, глашатая и поэта дана формула Времени, над которой начиная с Августина бьются современные философы (Гуссерль, Хайдеггер, Ингарден и др.). Нет настоящего, прошлого и будущего, есть Предание и эсхатологическое ожидание, между которым человек живет и развивается. В таком самоощущении приобщенность к Богу дается естественно и свободно. И через эту приобщенность может возникнуть опора, которая позволит выработать общую платформу, чтобы противо-
стоять злу.

«Ежедневно с Востока восходит солнце надежды — Свет, поддерживающий существование рода человеческого… С горечью мы воспринимаем то, что до сих пор между нами нет евхаристического общения. Теперь, когда тысячелетие завершается и наш взор всецело обращен к восходящему Солнцу, мы с благодарностью находим братьев и сестер там, куда направлены наш взор и наше сердце»[22]. Свет — всеобъемлющее начало, его трактовка близка образной системе отца Павла Флоренского, который называл икону «наглядной разумностью» и рассматривал ее как «дело Того, Кто видит этот мир»[23], уточняя: «Свет, если он наиболее соответствует иконной традиции, золотится, т.е. является именно светом, чистым светом, не цветом. Иначе говоря, все изображения иконы возникают в море золотой благодати, омываемой потоком Божественного света»[24].

«Свечение отцовства» — таково название мистерии Войтылы, обращенной к молодежи и написанной для молодежи. Она является для него символом наступающего дня, который начинается с восходом Солнца и всегда несет надежду, предназначенную прежде всего молодым.

Москва — Цур-Адасса

Примечания

1.  Poniewierski J. Allah akbar. Jan Paweł II: gesty. Tygodnik Powszechny. 2005, N 44, 30 pażdziernika. S. 11.
2.  Документы II Ватиканского собора. М., Паолине, 1998. С. 78. Особое внимание Собор уделил исламу. Впервые за 14 веков сосуществования двух религий Церковь официально высказалась в позитивном плане о мусульманах, признавая их особый религиозный статус. Католическая печать уподобила изменение позиции церкви по отношению к исламу «коперниковскому повороту». Это сравнение не покажется преувеличенным, если учесть, что еще в конце 1950-х годов энциклика Пия XII «Fidei donum» (1957 г.) расценивала распространение ислама в Африке как «угрозу для Церкви», а четырехтомная «История католических миссий» рассматривала его растущую активность как бедствие, сравнимое разве что с коммунизмом» С. 176.
3.  Документы II Ватиканского собора… С. 143.
4.  Документы II Ватиканского собора… С. 143.
5.  Французский журналист-католик одним из первых взял у Папы интервью, которые потом составили книгу его «разговоров» с Иоанном Павлом II. Книга была издана сразу же на многих европейских языках, в том числе и по-польски — родном языке Папы. См.: Frossard A. „Nie lękajcie się”: Rozmowy z Janem Pawłem II. Kraków, 1982.
6.  Jan Paweł II Kolekcja. Cz. 2. Z. 16 (41). 2000 lat chrześciaństwa. Księga XI. S. 13. B| m, 2003-2005.
7.  Документы II Ватиканского собора… С. 151.
8.  Jan Paweł II. Dzieje Papieży. B| m, 2003-2005. Z. 8. S. 245.
9.  Ibid… S. 245.
10.  Ibid.
11.  Jan Paweł II Dzieje Papieźa. Z. 8. S. 242
12.  Ibid… S. 243.
13.  Jan Paweł II Kolekcja... Cz. 2. Z. 16 (41).
14.  Ibid… S. 244.
15.  См. Экуменизм Иоанна Павла II Jan Paweł II Kolekcja... Z. 14. S. 25 — 28.
16.  Иоанн Павел II. Сочинения. Т. 2. С. 189.
17.  Там же… С. 19.
18.  Там же… С. 54.
19.  Там же… С. 17.
20.  Иоанн Павел II. Сочинения. Т. 2. С. 18.
21.  Там же… С. 40.
22.  Иоанн Павел II. Сочинения. Т. 2. С. 199.
23.  Флоренский П.А Иконостас. М., 1994. С. 140, 75 и др.
24.  Там же… С. 129.

© Текст: Е. Твердислова

© Фото: В. Ярошенко