О патриотизме (пер. Алины Перловой)

В 2018 году Цзы Чжун-юнь специально для пекинской платформы Yixi прочла лекцию под названием «Разговор о патриотизме». Вскоре с официального сайта Yixi запись лекции исчезла, однако она доступна к просмотру на канале Yixi на YouTube.

Последние двадцать лет я часто пишу о патриотизме. Все потому, что за эти годы слишком много губительных для страны кампаний развернулось под знаменами патриотизма. И сегодня я решила поговорить о том, что такое патриотизм — в особенности для китайцев, для современных китайцев, потому что последние сто лет вокруг этого понятия постоянно ломаются копья. И многие люди становятся жертвами этих баталий. Я говорю не о солдатах, погибших на войне с захватчиками, такие жертвы есть у любого народа. Нет, в Китае люди становятся жертвами патриотизма без всякой войны — они сидят в тюрьмах, подвергаются гонениям, погибают.

Поэтому в Китае с патриотизмом история особая. И даже сегодня несогласных с большинством, тех, кто имеет отличное мнение, называют пятой колонной. Это стало чем-то вроде обиходного ругательства. Любой, кто мне не нравится, у кого взгляды отличаются от моих, объявляется пятой колонной. Особенно много такого в сети, люди целой толпой могут накинуться на одного человека, объявив его предателем, а все остальные наблюдают за этим и думают: наверное, с ним и правда что-то не так. И я думаю, это отличительная черта китайцев — обзывать пятой колонной всех несогласных. Черта современного Китая.

Кроме того, за свою жизнь я успела столько всего перевидать, что у меня появилось право говорить о том, что такое настоящий патриотизм. Я родилась в 1930 году, а в 1931 японцы вторглись в Маньчжурию. И когда я немного подросла и пошла в детский сад, мы всей группой распевали песню, которую тогда знал каждый: «Мой дом у реки Сунхуа»¹. Я родилась на юге, потом наша семья переехала на север Китая, и все до одного, и взрослые, и дети, и на севере, и на юге, — все знали эту песню наизусть. Эта песня — одно из первых и одно из самых глубоких моих детских воспоминаний.

В том году, когда я пошла в школу, произошел инцидент на мосту Лугоу². И директора школы, в которой я училась, вскоре убили японцы. Наша школа находилась на территории английской концессии, а до начала Второй мировой войны иностранные концессии были нейтральной территорией. Поэтому японцы не могли прийти и увести его силой. А он им был неугоден, потому что отказывался принимать японскую школьную программу, кроме того, в книгах, по которым мы учились, были антивоенные, патриотические тексты и песни. Наш директор категорически отказался менять программу, за это японцы подослали в концессию двух агентов, и те убили его во время прогулки.

В моем окружении было много девушек и юношей, которые бросили школу и убежали на войну, убежали бить японцев. Все они были на пару лет старше, учились в старшей школе, тогда для старшеклассников такой поступок был в порядке вещей. Например, сбежала дочь друзей моих родителей, она как раз оканчивала старшую школу. Ее мать пришла к нам в слезах, сказала, что дочь сбежала, оставила записку: «Ухожу на войну, не могу сидеть сложа руки». Да еще прихватила с собой мамино золотое кольцо на дорожные расходы. Я очень хорошо помню тот день. Как моя мама утешала ее мать, говорила: «Вы воспитали ее хорошим человеком, любящим родную страну». Такой был дух времени. Потом, уже много позже, я узнала, что эта девушка добралась до Яньаня³. Тогда те, кто хотел воевать, пробирались либо в Чунцин⁴, либо в Яньань. И для нас в те годы разницы между Гоминьданом и коммунистами особой не было. Главное — пробраться в тыл, присоединиться к своим.

Все это я видела с самого раннего детства. И видела, что такое патриотизм на примере своих родителей и родственников, друзей семьи. Все они относились к довольно состоятельной интеллигенции, большинство этих людей успели поучиться за границей и вернуться домой, у многих имелись свои предприятия, и тогда в порядке вещей было пожертвовать своим состоянием для спасения страны. Например, Лу Цзо-фу⁵ отдал освободительному движению все свои суда. И я видела вокруг очень много подобных примеров. В то время люди прекрасно понимали, что такое патриотизм. Тогда вокруг этого слова не было никаких баталий. И никому не приходилось доказывать, что он любит свою страну.

В китайском языке слово «патриотизм дословно означает «любовь к стране», но что такое страна? В примитивном понимании «патриотизм» — это любовь к родным местам, к земле, на которой ты вырос. Если смотреть шире, «патриотизм» — это любовь к культуре, к истории, к родному языку, любовь к своему народу. Китай — страна с многотысячелетней культурой, и когда началась война с Японией, страшнее всего было то, что наш народ будет уничтожен. Политика японцев отличалась от политики гитлеровской Германии, он не собирались сжигать китайцев в печах. Мы боялись другого, мы боялись истребления нашей культуры. Боялись, что Китай перестанет быть Китаем. В прошлом, когда наши земли захватывали кочевники, у китайцев не было этого страха, потому что кочевые племена быстро китаизировались: и монголы, и маньчжуры, попадая в Китай, неизбежно ассимилировались. И хотя те войны были не менее жестокими и кровопролитными, мы не чувствовали угрозы своей культуре.

Но после Опиумных войн мы увидели, как сильно отличаются от нас европейцы, это была совсем другая цивилизация, куда современнее нашей. Сильнее нашей. И мы не могли ей противостоять. Теперь мы почувствовали, что наш великий народ вот-вот падет под их натиском — в былые времена всех иностранцев было принято называть варварами, но это были вовсе не варвары. И во многих аспектах они оказались куда цивилизованнее нас. Мне крепко врезалась в память фраза, которую любил говорить один знакомый профессор из Цинхуа: «Не зная китайской истории, никогда не поймешь, насколько это великая страна. Но не зная истории западных цивилизаций, никогда не поймешь, насколько Китай отсталая страна». По-моему, очень точно сказано.

Вернемся к тому, что такое патриотизм, любовь к своей стране. «Страна» или «государство» — это политическая целостность, и до недавних пор под патриотизмом понималась верность государю, преданность правящей династии. Потому что в представлении людей прошлых веков правящая династия — это и есть государство. И для них патриотизм означал преданность императорской фамилии. При династии Сун патриоты были преданы семейству Чжао. При династии Мин — семейству Чжу. Патриотизм не означал любви к родной земле, люди порой даже не представляли, где проходят границы их страны. В годы правления одной династии граница проходит здесь, потом в состав Поднебесной включают новое племя, и границы расширяются. Тогда вообще не было такого понятия, как «территория страны», зато все прекрасно знали, что такое преданность династии. Что такое верность государю. Например, у сунского поэта Синь Ци-цзи⁶, известного своей патриотической лирикой, почти все стихи посвящены призывам отвоевать северные земли, захваченные чжурчжэнями. Но вот как он писал: «Всем сердцем желаю исполнить заветную мечту государя, вернуть Поднебесной потерянные земли».

Современное понятие государства пришло в Китай только после Опиумных войн. Европейские страны формировались поступательно, начиная со Средних веков. У них к концу XIX века уже сложились представления, что такое страна, государство, границы, территория, суверенитет. Что такое международное право и международные отношения. До Опиумных войн все эти категории были плохо знакомы китайскому императорскому дому. Зато императорский дом огромное значение придавал ритуалам и церемониалу. Тогда считалось, что ритуалы важнее всего на свете. Будет посол вставать на колени или нет — это важнее экономики, важнее целостности территории. Но европейцы думали иначе.

Опиумные войны повлекли за собой огромные перемены. За три тысячи лет в стране сменилось множество династий, но с такими потрясениями Китай столкнулся впервые. И тогда же у нас появилось современное понятие государства. И люди увидели, что государство нуждается в реформах, в усилении. А для этого необходимо воспринять западную культуру, но в Китае тысячелетиями было принято самим «воспитывать инородцев», никогда не случалось такого, чтобы инородцы пришли воспитывать Поднебесную.

После Опиумных войн наиболее продвинутые патриоты уже понимали, что страна нуждается в модернизации, что в Китай необходимо принести западную культуру, западные достижения. Почти все образованные китайцы были согласны с необходимостью реформ. Но их интересовали в первую очередь военные реформы — как добиться того, чтобы иностранцы не смогли снова разгромить нашу армию, как усовершенствовать наше оружие и флот. И только потом стало понятно, что в военном деле европейцы сильнее потому, что у них лучше развита экономика и промышленность. Мы стали пытаться поднимать свою промышленность, но вскоре поняли, что западная экономика обгоняет нашу по той простой причине, что там более продвинутый строй. В европейском обществе проявить себя могли самые разные люди из всех слоев общества, а в Китае в то время почетным считалось только гуманитарное знание, и положение в обществе имели только ученые мужи, вызубрившие наизусть все каноны. А когда образованные китайцы поехали учиться в Европу, они увидели, что и культура на Западе развита лучше. И оказалось, что европейцы смотрят на нас так же, как в былые времена жители Поднебесной смотрели на варваров. Поэтому в начале XX века мы стали так активно переводить европейскую литературу — это было необходимо, чтобы дотянуться до уровня западного общества. И тогда же появились лозунги: «Образование спасет отечество», «Промышленность спасет отечество», «Наука спасет отечество». Все мысли были о том, как спасти отечество. Но для спасения отечества необходимы были реформы. И появился новый лозунг: «Революция спасет отечество».

В то время, в конце династии Цин, все уже понимали необходимость реформ. Но часть реформаторов выступала за реформы, надеясь сохранить правящую династию, вдохнуть в нее жизнь, и таких реформаторов было довольно много. Многие были недовольны политикой вдовствующей императрицы Цыси, считали ее излишне консервативной, но возлагали большие надежды на императора Гуансюя. Но вскоре стало ясно, что эта династия безнадежна, спасти ее не удастся. И главным образом потому, что правящий дом был не готов к реформам. Вспомним, что случилось после восстания ихэтуаней: на территорию Китая вторгся Альянс восьми держав⁷, и императрица под предлогом поездки на охоту бежала из Пекина в Сиань. Только тогда Цыси поняла, что стране нужны перемены. После возвращения в Пекин она наконец решилась: если даже Россия становится конституционной монархией, нам тоже пора ввести у себя конституцию. В Европу отправили специальную комиссию, изучать западный конституционный опыт, и комиссия предложила Цыси провести целую серию преобразований, но императрица снова колебалась. Во-первых, было уже слишком поздно. А во-вторых, и это самое важное, она боялась выпускать из рук власть. Поэтому на самую главную реформу, на ограничение самодержавия, она решиться не могла. А реформаторы к тому времени устали ждать. И случилась Синьхайская революция.

В тот момент многие патриоты испытывали внутренний конфликт: кому я должен быть верен — правящей династии или своей стране? У консерваторов этого вопроса не возникало: я люблю свою страну, я верен государю и я сделаю все, чтобы династия устояла. Но реформаторы, например, Сунь Ят-сен, считали иначе. Если я хочу спасти свою страну, я должен избавить ее от династии Цин, только тогда можно будет построить новое современное государство.

Но настоящее падение династии Цин произошло раньше, после восстания ихэтуаней. Что делали ихэтуани все, наверное, знают. Жгли церкви, убивали европейцев, пытались истребить все иностранное, их лозунг был: «Поддержим Цин, истребим иноземцев». Изначально они добивались реставрации предшествующей династии Мин, но когда цинские власти оказали им поддержку, вступили с ними в союз, ихэтуани отказались от этой идеи. Конечно, в те годы европейцы действовали в Китае на основании неравноправных договоров и не считали китайцев равными себе. Поэтому люди чувствовали несправедливость, но что они стали делать, чтобы восстановить справедливость: громить церкви, убивать священников, а затем — громить посольства и убивать послов. Но гораздо больше среди убитых было китайцев, исповедовавших христианство. Или сбывавших иностранные товары. В 1898–99 годах северная провинция Шаньдун страдала от засухи, многие крестьяне ушли с земли и подались в «бродячий люд» — в Китае так было во все времена: засуха, эпидемия, голод, люди сбиваются вместе, придумывают себе какое-то учение, главный проповедник объявляет себя бессмертным и ведет людей на восстание. И в такое время все зависит от того, как поведут себя местные власти. Раньше в Китае такие народные движения всегда подавляли, людям вообще не разрешалось создавать собственные объединения. Но тут власти увидели, что ихэтуани выступают против иностранцев. И подумали, что это хороший способ навести на иностранцев страху, а заручившись поддержкой властей, движение ихэтуаней стало расти как на дрожжах. Конечно же, иностранцы в ответ ввели свои войска, чтобы защитить посольства. Сановники при дворе разделились на две партии: одни выступали за то, чтобы подавить восстание и как можно скорее заключить мир с иностранцами. Другая партия ратовала за то, чтобы пустить ихэтуаней воевать с иностранцами, дать им карт-бланш. И в итоге вторая партия победила, а пять сановников из первой партии были казнены за то, что слишком настойчиво убеждали императрицу в своей правоте. И вот вопрос: кто из придворных был патриотом, а кто — пятой колонной? Ведь даже в наших учебниках сейчас движение ихэтуаней преподносится как патриотическое. Говорится, что ихэтуани просто использовали неправильные методы, а в остальном были правы.

И тогда же случился еще один инцидент. Цыси объявила войну сразу одиннадцати державам. Всем посольствам было приказано убраться из Китая. Ихэтуаням была дана полная свобода. И в этих условиях наместники южных провинций объединились и отказались подчиняться приказам из Пекина, они обратились к консулам в своих провинциях и гарантировали им и всем остальным иностранцам безопасность в обмен на то, что в эти провинции не войдут войска. И в результате юго-восток Китая, а это самые густонаселенные и развитые районы, остался нетронут. А север был разрушен — сначала по нему прошлись ихэтуани, потом Союзная армия. И как вы думаете, эти наместники были патриотами или предателями? Я думаю, их действия диктовались любовью к отечеству. И очень хорошо, что нашлись люди, которые смогли переступить через слепую верность трону и спасти вверенные им земли. Но если посмотреть на это с другой стороны, можно сказать, что наместники продались иностранцам. Ослушались приказа. Установили собственные отношения с европейскими консулами. Императрица объявила войну, а они попытались сохранить мир. На расстоянии становится понятнее, что было предательством своей страны, а что спасением, а вблизи этого было не видно. Но, честно говоря, и сейчас находятся люди, которые считают тот поступок предательством. Люди, которые уверены, что настоящий патриотизм — это непримиримость к иностранцам и призывы к убийству.

После поражения в войне те пять казненных сановников были, выражаясь современным языком, реабилитированы, их останки захоронили с почестями. Но дело ведь не только в том, что императрица обозвала их предателями и приказала казнить — их и простые люди считали предателями, все были уверены, что они просто пляшут под дудку европейцев. Это еще раз говорит о том, как сильны были в народе ксенофобские настроения. И на самом деле, мы до сих пор не избавились от ксенофобии до конца. В определенный момент этот костер может вспыхнуть вновь.

Сейчас многие тоскуют по былому величию Китая, смотрят на Великую китайскую стену, на терракотовую армию Цинь Шихуанди и думают: какой сильной была наша страна в древности! Почему же мы все потеряли? Но подумайте, хорошо бы вам жилось в древности, например, при династии Цинь? Когда на улице нельзя было заговорить или посмотреть друг другу в глаза, потому что император панически боялся заговоров? Когда ученых казнили, а книги сжигали? И вся терракотовая армия стоит на костях ее создателей, похороненных заживо. И даже сам император не удостоился нормальных похорон: его смердящее тело еще много дней после смерти носили в паланкине, потому что вельможи просто боялись объявить людям, что он мертв.

В Китае есть такая поговорка: сын не видит уродства матери. Это часто распространяют на любовь к родной стране — ты должен любить свою землю, не обращая внимания на ее недостатки. Но у меня есть много вопросов к этой поговорке. С чего вы взяли, что ваша страна уродлива? Посмотрите, какие прекрасные у нас реки, озера и горы, какие добрые люди, при чем здесь уродство? Допустим, под уродством мы понимаем другое: отсталость, низкий культурный уровень. Значит, нужно придумать, как это исправить. Придумать, как сделать свою мать современной, цивилизованной и культурной. Ведь если мать заболела, дети ее лечат, а как иначе? Эта фраза про уродливую мать часто служит оправданием собственному бездействию: пусть моя страна катится дальше, к полному упадку, я все равно буду ее любить. Но это неправильно. Надо выяснить, в чем заключается некрасота, и думать, как это исправить. Все можно исправить. Отсталость — это не приговор.

Поэтому любовь к своей стране всегда идет рука об руку с реформами. Именно поэтому в конце Цин так много молодых людей уехало учиться за рубеж, и все они вернулись, чтобы переустроить свою страну. Как Прометей, который украл небесный огонь и принес его людям, так же и они — эти люди принесли в Китай достижения чужой культуры. Преобразования и реформы — дело очень непростое, потому что всегда есть огромная партия консерваторов. Реформаторы всегда рискуют, свободой, а иногда и жизнью. У нас принято ругать китайскую интеллигенцию, называть ее бесхребетной, слабой, трусливой. Но мне недавно попалась на глаза статья, автор которой защищает китайскую интеллигенцию. Он говорит так: назовите еще хоть одну страну, в которой интеллигенция шла бы на такие огромные жертвы ради любви к отечеству. И я с ним полностью согласна.

Вообще, само понятие «интеллигенция» очень размыто и плохо поддается определению. Нельзя записать в интеллигенцию всех образованных людей или всех интеллектуалов. Нельзя утверждать, что интеллигенция не может быть частью «системы», потому что пять казненных сановников, о которых я уже говорила, тоже были самой настоящей интеллигенцией. Они прекрасно знали, на что шли. В Китае считалось, что благородный муж должен увещевать императора, склонять его к правильному решению, даже рискуя навлечь на себя гнев, рискуя собственной головой. Те сановники знали, что их казнят, но все равно не стали отмалчиваться, они надеялись повлиять на решение Цыси. Они просто не могли молчать, потому что видели, что страна в опасности. Судьба целой страны зависела от одного решения императрицы, и они должны были сделать все, чтобы убедить ее принять правильное решение, пусть даже ценой собственных жизней. И во все времена китайская интеллигенция стояла в авангарде общества, эти люди были готовы пожертвовать своей жизнью ради общего блага, они считали своим долгом говорить власть предержащим неприятную правду. Они чувствовали на себе ответственность, ведь большая часть населения была попросту неграмотна.

Есть ли в Китае сейчас такие люди? Конечно, есть. Были и сто лет назад, есть и сейчас. Например, та самая сбежавшая на войну девочка, о которой я рассказывала. У них была очень богатая семья, и в то время сбегали на фронт в большинстве своем отпрыски весьма состоятельных семейств. И в результате в компартии оказалось очень много детей помещиков и капиталистов. Они сбегали из дома и присоединялись к революции. И так было во все времена. В некоторые эпохи таких людей больше, в некоторые меньше, бывают времена, когда интеллигенция молчит. Но несомненно одно: интеллигенция — это та часть общества, которая готова пожертвовать собой ради родной страны, это самые настоящие патриоты.

Сейчас из-за глобализации мы уже несколько иначе относимся к патриотизму. И какими бы громкими ни были лозунги, большая часть людей голосует ногами, они просто уезжают из страны. В прежние времена состоятельные люди заботились не только о личном обогащении, но и о развитии экономики, никто из них и помыслить не мог о том, чтобы вывести свои активы за рубеж. Но сейчас все иначе. Раньше элита тоже получала образование за рубежом, но всегда возвращалась. Возвращалась, и начинались перемены. Сейчас людям кажется, что пытаться что-либо изменить в своей стране — слишком тяжелый труд, проще уехать. Люди понимают, что за рубежом их знаниям найдется лучшее применение. Например, останься Ян Чжэнь-нин⁸ в Китае, он бы ни за что не получил Нобелевскую премию, это совершенно точно. И нет ничего зазорного в том, чтобы уехать, я не имею права осуждать эмигрантов, упрекать их в отсутствии патриотизма. Но в результате сил, которые нужны для налаживания жизни здесь, становится все меньше и меньше. Раньше интеллигенция всегда оставалась, даже если ей угрожала смерть, оставалась и пыталась что-то изменить. Сейчас появилась другая дорога. И это еще один кризис, с которым столкнулся современный Китай.¶

— Перевела с китайского Алина Перлова

Примечания

1. Патриотическая песня против оккупации Маньчжурии. — Здесь и далее примеч. перев.
2. 7 июля 1937 года в пригороде Пекина произошла стычка между солдатами японской Гарнизонной армии в Китае и ротой китайских войск, охранявших мост Лугоу. Инцидент на мосту Лугоу ознаменовал начало Японо-китайской войны.
3. Город в провинции Шэньси, с 1937 по 1948 г. в Яньане находилась ставка ЦК КПК.
4. Город в провинции Сычуань, временная столица гоминьдановского правительства.
5. Крупный предприниматель, державший под контролем все гражданское судоходство на реке Янцзы. Когда японская армия подошла к городу Ичан, Лу Цзо-фу отдал свои суда для эвакуации населения и перевоза техники из Ичана в Чунцин.
6. Синь Ци-цзи (1140–1207) — китайский поэт-патриот, живший во времена династии Южная Сун, когда северные территории империи находились под властью чжурчжэней.
7. Альянс восьми держав, куда входил и русский экспедиционный корпус, подавил восстание ихэтуаней («боксерское восстание»), бушевавшее на севере страны с 1899 по 1901 год, после чего вынудил китайские власти подписать очередной неравноправный договор («Заключительный протокол» от 7 сентября 1901 года).
8. Ян Чжэнь-нин уехал из Китая в 1945 году, в 1957 был удостоен Нобелевской премии по физике.