19.03.2015
«Гайдар для меня - больше чем Гайдар. Это мечта о том, что могло бы быть, но не случилось»
Из интернета 16 декабря 2009 г.
Куски из неизданной книги
XXX
Мы дружили с июня 1987 года, когда Отто Лацис и он предложили мне работу спецкора экономического отдела журнала “Коммунист”, в котором незадолго до того Гайдар стал завотделом.
Вместе мы проработали всего год, и я ушел, уступая соблазнительному предположению Сергея Павловича Залыгина заведовать отделом публицистики “Нового мира” - в то время это был предел моих карьерных мечтаний. ”Новый мир” издавался 3-х миллионным тиражом и был самым влиятельным изданием страны. Одна публикация в нем делала многим людям биографию, выносила на вершину популярности, на телевидение, в Верховный совет. Такое было время.
Мы на время разошлись по разным конторам. Я - в “Новый мир”, его уговорили возглавить экономический отдел “Правды”, где много лет военным корреспондентом был его отец, Тимур Аркадиевич, человек отчаянной смелости. И Егор был такой. Но победить правдистов старой закалки ему оказалось не по зубам. Они и сейчас, через столько лет имени его слышать не могут.
XXX
В 1991 году я стал главным редактором экологического журнала “Евразия”, который так по-настоящему и не развернулся. Было не до экологии. Внимание мое было сосредоточено на том, чем заняты мои друзья. У меня было удостоверение внештатного советника вице-премьера. Я целыми днями участвовал в “круглых столах”, дискуссиях и экспертизах всяческих проектов (и давал по ним справки); летал с ним по всей стране и за ее пределами; роль моя была неофициальная.
ххх
С отцом своим Тимуром Аркадиевичем он познакомил нас (Н.Д. Головнина и меня) поздней осенью 1991 года. Ходили мы в кафе НИЛ на ул. Чаянова (тогда еще 5-я Тверская-Ямская). Я живу теперь там и каждый день, проходя мимо “Кофе Хаус” вспоминаю этот клуб писателей и ученых, который там недолго просуществовал. Тимур Аркадиевич отнёсся к нам благосклонно, а потом - и дружески. Он очень беспокоился за будущее страны и за Егора. Политическое и научное. Отец много значил для Егора. Они были внутренне очень близки.
Е.Гайдар и В.Ярошенко. Три года журналу «Открытая политика», 1997
В марте 1993 года мы были на квартире Тимура Аркадиевича и Ариадны Павловны (еще в их просторной квартире с кабинетом, пока они не сменили квартиру в пользу внуков). Ариадна Павловна угощала уральскими пельменями; после мы все пошли на митинг на Василевском спуске, где выступал Егор перед референдумом “да-да нет-да.”
Потом шли втроем и один охранник по Никольской. Навстречу запрудив всю улицу - черная толпа. Я сжался - чья? Если враждебные, а в те дни перпендикулярные политические силы митинговали по соседству, могли и растоптать. Тимур в черной адмиральской шинели невозмутимо шагал рядом с сыном. Егор тоже был внешне спокоен, только губы сжал. Прибодрились и мы. Толпа оказалась дружественная.
Когда Т.А. Гайдар умер, прощались с ним в ритуальном зале ЦКБ, где через десять лет прощались с Егором. Тогда Егор попросил меня вести эту печальную церемонию. Над телом Егора ее вели Владимир Мау и Николай Сванидзе.
ххх
В октябре 1992 года Егор пригласил меня полететь с ним в Бишкек на саммит СНГ. Был там и Президент Ельцин, который, после заседаний, отправил Гайдара неожиданно в Душанбе, где шла гражданская война. Чтобы борт мог сесть в Душанбе, Президент отдал свой самолет. Никогда не забуду, как бежали с ельцинского самолета чиновники.
Нас в президентском самолете оказалось шесть человек: Гайдар, начальник гайдаровского секретариата Николай Головнин, руководитель Росхлебопродукта Чешинский, Министр по делам СНГ Владимир Машиц, два офицера службы охраны президента и я.
Город был в руках разных сил, которые нас встречали, каждая делегация со своим пулеметами. Отвезли нас на правительственную дачу, которую я знал еще по советским временам. Под всеми окнами поставили автоматчиков. Наутро начались переговоры с участием враждующих сторон и России. А потом мы с Гайдаром летали на военном вертолете над горящим Кулябом, над истекающей кровью прекрасной страной. Я знал ее мирной, я изъездил ее вдоль и поперек. Приземлились в Московском погранотряде. Наши пограничники там держались в осаде, со всех сторон у них были враги. Коммуникации были прерваны. Я об этом несколько лет назад написал, что так и не понял, зачем Ельцин послал Гайдара в воюющий Душанбе, зачем было рисковать премьером.
Егор через какое-то время сказал, что прочитал мой текст.
Ты не мог знать, сказал он, что это я просил Ельцина послать меня туда, разобраться на месте. Я тогда принял довольно трудное решение. Мы тогда выбрали сторону. Возможно, это было неправильно, но гражданская война там быстро закончилась.
ххх
Вместе с Гайдаром в 1994 году мы основали журнал “Открытая политика“ (Стать его учредителями мы пригласили еще Сергея Адамовича Ковалева и Алексея Улюкаева, близкого нашего товарища.)
Я в те годы был членом исполкома, а потом политсовета партии Демократический Выбор России (ДВР) и даже секретарем по информационной политике, в прежние времена это называлось бы “по агитации и пропаганде”.
Я отвечал за избирательную кампанию ДВР 1995 года. Тогда мы не прошли в Думу (партия, выступающая на площадях против чеченской войны, раскололась изнутри, и в Политсовете тоже - Благоволин, Бойко, Игнатьев и многие другие откололись тогда от нас). С Егором мы тогда встречались чуть ли не каждый день.
В Думу “ДВР-объединенные демократы” на тех выборах не попала. Утром позвонил Егор, сказал, что его уже поздравил Черномырдин, но потом все посчитали иначе и либеральная партия оказалась за бортом.
Но проигрыш был в декабре, а пока разворачивалась кампания, Егор мотался по стране, выступал по нескольку раз в день. Я ездил с ним. Наша телегруппа снимала его выступления. Он практически нигде не повторялся, не прокатывал, как это часто бывает, один и тот же с вариациями текст, о чем с восхищением как-то сказал наш звукооператор: - его всегда интересно слушать!
ххх
Мне выпало издавать многие его книги. Мы в Издательстве “Евразия” впервые издали его “Государство и эволюцию”, поставив на обложку, так нравившуюся ему картину Малевича; потом очень любимую им (и Машей) работу “Аномалии экономического роста”. Потом мы издали двухтомник его работ в строгом академическом оформлении Сергея Стулова; я мечтал, чтобы его книги и дальше выходили в этом оформлении, - но не получилось.
ХХХ
Горбачев и Гайдар.
Вот ведь как бывает. Горбачев пережил Гайдара. И Ельцина. М.С. Горбачев не любит Ельцина и не любит Гайдара. А Гайдар был на стороне Горбачева и СССР до 22 августа 91-го года. До того момента, когда Горбачев сказал, что правды вы никогда не узнаете. На первых выборах Президента РФСР Гайдар был за Бакатина.
Потом-то Гайдар уже избегал говорить про Горбачева, давать ему оценки. Он считал, что тот так ничего ни не понял.
24 декабря. 2009 г. Девятый день.
Егор, книгочей, прочел множество умных книг. В основном на русском и английском. Он хорошо знал свои несовершенства, настоящие и выдуманные; обладая строгим и точным стилем, считал, что литературными достоинствами обделен; знал за собою экономизм, неполное знание (у кого оно полное?) цивилизационных и культурных компонентов; религии, вообще чувства метафизического и иррационального.
Теперь книги его надо перечитывать и искать в них то, что относится в будущее. Книги он писал для тех, кто когда-нибудь все-таки попытается его понять. Зачем-то же он торопился писать их - одну за другой.
Иногда получалась так, что одна книга не кончалась, но зарождалась другая, выталкивала на край стола предыдущую; но никогда не вытесняла полностью.
“Долгое время”, как он написал в предисловии, должно было составить два (как минимум, а то и все три тома). Не составила. Не знаю, но думаю, что в его кабинете и у сотрудников должно быть много наработок для второго тома.
Его даже близкие почитали, но не очень-то читали.
Ближайшие сотрудники и сами умны, “чего нам Егор, можем мы и сами шевелить усами”…
“ведущие экономисты” российские, те, что из отделения экономики большой Академии, - вообще ненавидели: выскочка, журналист, кто такой? В Академию - нельзя было и думать. По-настоящему он не прочитан. На западе - вообще мало кто его читал.
Там публикуют мемуары зарубежных советников, де мол, это по их подсказкам Егор старательно все исполнял. Укоряли - недопонял, недооценил, поторопился… А то он не знал. Советы давать и решения принимать со всей страшной силой исторической ответственности - разная работа.
Он ушел внезапно, не попрощавшись. Теперь надо долго читать то, что он там сказал, но мы не услышали. Понять, что он хотел нам сказать.
28 декабря. 13-й день.
Говорим про Егора. Про то, что надо собрать и перечитать его книги, внимательно и вдумчиво, как письма, чтобы вычленить самое главное сообщение оставшимся.
И про то, что вокруг его наследия обязательно будет борьба интерпретаций. И что нужно задать правильный тон этим интерпретациям и что должны сделать мы.
Каждый день, о чем не заговорим - разговор обязательно соскальзывает на Егора и абсолютную невозвратимость потери, огромность которой только нарастает с каждым днем.
ХХХ
После 30 ноября 2006 года в колледже под Дублином, после отравления, перечеркнувшего его жизнь и сделавшего его инвалидом; он много думал о смерти и даже говорил о ней иногда - со мной.
Например, когда речь заходила о пятилетнем сроке до чего-нибудь (олимпиады, скажем) он мечтательно тянул: - пять лет это очень… очень много…Ему не оставалось и года.
Он чувствовал, что остается мало и спешил. Спешил работать, ездить, пытаться объяснять другим (продвинутым, решающим судьбы мира) что-то очень важное про этот мир, про который он многое уже понимал.
Один из последних разговоров с ним в октябре в китайском ресторане на Кутузовском, где он сказал - хочу похвастаться, мне кажется, удалось остановить американское размещение в Европе. Больше года он на это потратил, с кем только не встречался, в американских и европейских верхах, кого только не убеждал.
Мы иногда почти в шутку предрекали ему Нобелевскую. Он почти в шутку отрекался.
Игра такая была. Что ему нобелевка - это мелко. Он занимался судьбами мира в крупном масштабе.
Он непрерывно мотался по всему миру, выслушивая, убеждая, согласовывая множество интересов. Он был классный оператор.
Он читал ворохи всяких секретных бумаг про весьма деликатные операции и обстоятельства и набирал врагов - во всем мире. Я как-то спросил - согласовывает ли он с нашим правительством свои действия.
- Конечно, - сказал он, - иначе это странно бы выглядело.
ХХХ
“Долгое время” он писал кусками, долго, много лет, а набирал материал еще дольше. Эта книга из тех, что пишутся всю жизнь, он и собирался к ней возвращаться, продолжить.
Идеи, структуру и название этой книги он обсуждал с некоторыми людьми (они названы в предисловии; со мной в том числе), поскольку, пока книга писалась, многие ее главы мы публиковали статьями в “Вестнике Европы”, нашем с ним детище.
Но про его творческую лабораторию по-настоящему знает только жена Маша. Ей он читал, ей посвящал все свои работы, главы с ней обсуждал, куда они дальше его должны привести.
ХХХ
Агностик
Мы как-то не говорили про его философию, как, впрочем, и про мою. Однажды в Якутии в районном клубе на вопрос “Верите ли вы в Бога?”, он, чуть запнувшись, сказал: я - агностик.
В клуб мы попали после долгого пути через стойбища оленеводов, закусывание строганиной, сырыми оленьими кишками; мы с моим другом Николаем Дмитриевичем, короче не были совершенно трезвы. Сидели в первом ряду, и Коля довольно громко спросил у своего босса из первого нашего ряда: “А что, это секта такая?”
Егор посмотрел на нас неприязненно, и ответил через паузу: философское учение. Зал уважительно зашумел.
Недавно я даже нашел аудиокассету с этой записей - все документально подтверждается.
Потом мы долго шутили по этому поводу. И даже от кого-то сочинитель скетчей Задорнов об этом услышал и стал рассказывать; Егор однажды спросил меня, зачем я рассказал эту историю Задорнову, жившему с ним тогда в одном доме на Осенней улице. Я удивился и сказал, что с Задорновым не знаком, а просто байка пошла жить своей жизнью.
ХХХ
В интернете есть статья Рассела “Кто такой агностик?” Там его телеинтервью 1953 года (интернет журнал скепсис www//scepsis.ru) Не знаю, читал ли его Егор. Рассела он знал и чтил.
Вопрос: - Кто такой агностик?
Ответ: - Агностик считает невозможным познать истину в вопросах существования Бога или вечной жизни, с которыми связано христианство и прочие религии. Или, если это и не невозможно вообще, то, по крайней мере, не представляется возможным в настоящее время
В.: - Если вы отрицаете, Закон Божий, то чей авторитет вы признаете как руководство к действию?
О.: - Агностик не признает никаких авторитетов в том значении, какое этому слову придают люди религиозные. Он считает, что человек должен сам решать, как ему действовать. Конечно, он полагается на мнение других, но ему в этом случае приходится самому выбирать людей, с мнением которых он будет считаться, и даже это мнение не будет для него бесспорным.
Это очень подходит к Егору и его отношению к людям.
И еще вопрос Расселу и его ответ:
В.: - Откуда вы знаете, что есть добро и что есть зло? Что агностик считает грехом?
О.: - Агностик вовсе не обладает такой же уверенностью, как некоторые христиане, в том, что есть добро и что такое зло. Он не считает, как большинство христиан считало раньше, что людей, не разделяющих мнение правительства по спорным вопросам, должна ждать мучительная смерть. Он против преследования и старается воздержаться от морального суждения.
Что касается греха, он считает это понятие бесполезным. Он, разумеется, допускает, что какое-то поведение может быть желательным, а какое-то нет, но он считает, что наказание за нежелательное поведение может быть лишь средством исправления или сдерживания; оно не должно налагаться лишь постольку, поскольку зло, само собой разумеется, должно страдать. Именно эта вера в карательные меры и привела к возникновению ада.
В.: - Понятие греха. Агностик поступает, как ему заблагорассудится?
О.: - С одной стороны, нет; с другой стороны, каждый поступает, как ему заблагорассудится. Предположим, к примеру, что вы ненавидите кого-то с такой силой, что хотели бы его убить. Почему вы этого не делаете? Вы можете сказать: “Потому что религия говорит мне, что это грех”. Но в терминах статистики, агностики ничуть не более склонны к убийству, чем все остальные; в действительности даже менее склонны. Они воздерживаются от убийства по тем же причинам, что и все остальные... К тому же существует еще такая вещь как “совесть”…
…Только идиот потворствует каждой своей прихоти, но каждое желание сдерживается каким-то другим желанием. Антисоциальные стремления человека может сдерживать стремление угодить Господу, но их может сдерживать и стремление угодить своим друзьям, или завоевать уважение в обществе, или побороть презрение к самому себе. Но если у него нет таких стремлений, то абстрактных представлений о морали недостаточно, чтобы удержать его в рамках.
Верит ли агностик в жизнь после смерти? В рай и ад?
Егор в это тоже не верил и совершено однозначно предпочитал кремацию погребению. Прах отца своего он развеял с вертолета, повинуясь его указанию. И его мама Ариадна Павловна для своего сына хотела поступить так, но друзья и соратники настояли на Новодевичьем, за которое им пришлось побороться с Лужковым.
Хочется привести ответ Рассела на вопрос: в чем для агностика смысл жизни?
- Мне хочется ответить вопросом на вопрос: в чем смысл выражения “смысл жизни”?
Я полагаю, что подразумевается некая общая цель. Мне не кажется, что жизнь, в общем, имеет какую-то цель. Она просто происходит. Но у каждого конкретного человека есть своя цель и в агностицизме нет ничего такого, что заставило бы людей от этих целей отказаться… Человек, нуждающийся в религии для поддержания собственных стремлений, это человек робкий, и я не могу поставить его на одну ступень с человеком, который решается на что-то, хотя и допускает при этом возможность поражения. (Перевод Марии Десятовой).
Очень похоже на кредо Егора. Он возможность поражения допускал. Но никак не считал, что это оправдывает бездействие.
Один раз, в 96-м или 97-м году был загородный выезд в какой-то пансионат политсовета ДВР, там всякие вопросники заполняли, и Егор на вопрос о мотивации сказал, что хотел бы, чтобы его дети и внуки жили в нормальный стране, за которую им не было бы стыдно.
А в самом деле - что он вкладывал в слова “Я агностик”? Можно ли это реконструировать из его текстов или интервью?
Он был скорее персоналист, прошедший серьезную марксистскую муштру, университетскую шлифовку; преодолевающий свои марксистские основания. ”Философски вышколенный ум” - это сказано не про него. Разумеется, ум у него был вышколенный экономически.
Он уж никак не постмодернист, верил в прогресс и многое из того, как он жил, объясняется романтическим, в поздние годы трагически окрашенным творчеством братьев Стругацких, влиянием его тестя Аркадия Натановича Стругацкого. Такой дон Румата. Прогрессор, во что бы то ни стало.
Читая Гайдара
“Сила и плотность текста” (Хельмут Плетнер) у него была необычная: это сразу было замечено, когда он стал давать в “Коммунисте” свои годовые обзорные статьи. К “Государству и эволюции “(1994) он пришел уже расписавшись.
Сила и плотность мысли, неповторимое своеобразие, скорее устной речи, и подспудная эмоциональная окрашенность, казалось бы, сухого профессионального языка, обратили внимание на его журналистику периода “Коммуниста”.
О ситуации, которая складывалась в стране, Гайдар написал в начале 1991 года - (журнал "Коммунист" 2, 1991г.): «Удастся ли стабилизировать экономику, сохранив ростки демократических и рыночных институтов, открытую миру внешнюю политику, курс на интеграцию в мировое хозяйство, или разгул безответственности, демагогии и анархии вновь уготовит там путь в тупик тоталитарного режима и автаркии - борьба вокруг этой дилеммы станет главным содержанием экономической политики ближайшего будущего».
Гайдар написал “Государство и эволюция” в сентябре 94-го, написал быстро, как бы «в один присест». Быстро - потому что наработки у него были, еще была настоятельная внутренняя необходимость объяснить самому себе и обществу, что же произошло… Маленькую книжечку “Государство и эволюция” (Евразия, 1995 г.) составляют шесть глав. Глава “Две цивилизации” начинается так:
“Отшумели горячие споры 1987-1991годов. Сегодня мы понимаем, что противопоставление капитализма социализму не является достаточно полным определением нашей исторической коллизии.
Эти слова необходимо было выговорить громко, ясно сказать, что с социализмом в России покончено, что наше будущее - на путях рыночной экономики, но ограничиться этим нельзя”.
И дальше:
“Но в странах “третьего мира” людей живет куда больше, чем в странах “первого мира”, а из нашего “второго мира” ворота открыты и туда и туда”.
Отметим, что об этой опасной для России возможности попасть в “третий мир” Егор Гайдар писал буквально до последнего дня своей жизни. Одна из последних его статей, опубликованная в “Вестнике Европы” так и называется, ”Третий мир и третий центр”...
ХХХ
Он вышел из марксистов. Вундеркинд-отличник, способный запоминать страницами телефонную книгу, в детстве проштудировал Адама Смита и “Капитал“. Он хотел служить ни больше ни меньше как человечеству, и экономика представлялась ему для этого самым правильным поприщем. Он пошел на Экономический факультет МГУ.
ХХХ
…В свое время я помогал (через покойную Ирину Алексеевну Иловайскую, главного редактора почтенной тогда парижской газеты “Русская мысль”, дружившую с папой Иоанном Павлом II) устраивать встречу Егора с папой Иоанном Павлом II. (Два раза был использован этот канал, прежде чем умерла Ирина Алексеевна, а следом Иоанн Павел II). Он приехал тогда ко мне прямо из Шереметьева, рассказывал о беседах с папой, о его надежде на европейский выбор пути России. Второй раз он встречался с ним, когда делегация русских демократов (Гайдар, Борис Федоров и Борис Немцов) из Белграда полетели в Рим, и нужно было как-то политически акцентировать их не самую удачную поездку, направленную против бомбардировок Югославии. Тогда Егор позвонил мне с вопросом - могу ли я на завтра устроить встречу с Папой? Я внутренне засмеялся, но сказал, что попробую. Иловайская сумела за день договориться о встрече.
Мы тогда еще последний номер “Открытой политики” 1999 года сделали с этими словами на обложке “Европейский выбор России”.
ххх
7 января 2010 г. Двадцать третий день.
Рождество. Наш холм засыпан снегом, в садике, весь в снегу, стоит снеговик (я слепил, а Таня принесла большие маслины - глаза, морковку красную - нос и ленточку алую - рот). Конечно, как всякий день, говорили про Егора. С вечера читал “Вторую книгу” Н.Я. Мандельштам (Ymka –press 1978)
Наткнулся у нее на рассуждение про понятие “Мы”: “Настоящее “Мы” незыблемо, непререкаемо и постоянно. Его нельзя разбить, растащить на части, уничтожить. Оно остается неприкосновенным и целостным даже когда люди, называвшие себя этим словом, лежат в могилах”.
ХХХ
В полете читаю “Лекции” Йохана Хайринге (а в ноябре в Питере я купил толстый том его, не публиковавшихся у нас работ, в том числе про Эразма.) Актуально о чувстве истории; о разнице между историей и исторической беллетристикой, о патриотизме и национализме. (Лекция в Лейдене в 1940 г.) Вот пассаж из Хойзинги: ”…знать историю - не означает (разве что крайне редко) уметь вскрывать причинно-следственные связи. Знать историю - значит понимать взаимосвязанное целое. Это взаимосвязанное целое никогда не бывает замкнутым, т.е. его следует представлять не в образе цепи”, состоящей из звеньев, а в образе вязанки хвороста, перехваченной веревкой, в которую, насколько позволяет веревка, можно добавлять новые прутья. “ Егору бы понравилось.
15 января
30-й день.
Вчера было 14-е - похороны Егора (погребение урны с прахом). Зеленый такой сосуд. Urna. Латинское слово. Римляне хранили прах своих близких дома, в колумбариях. Новодевичье кладбище. Семья, друзья, соратники, секретариат, помощники.
Выстроили нас в процессию, побрели.
Вечером собрались. Говорили про Егора. Про то, что он, с его особым статусом в политике и в экспертной среде, особым моральным статусом, который все ощущали и давали высокий уровень доверия, он стал одним из уникальных переговорщиков, посредником. Он мог встретится с любым человеком в мире - и передать доверительно, с разумным и аналитичным комментарием. То, что можно сказать только с глазу на глаз. И потом в обратную сторону. И не раз. И не в одну сторону. Это, конечно, была его роль. Он сам ее себе нашел. Или она его нашла.
Он не только генерировал важные идеи - он имел возможность доносить их до тех, кто решает. Егора любили югославские демократы, но ему доверяли и югославские коммунисты. И кубинские коммунисты, и кубинские эмигранты.
Много раз он бывал в Китае; с огромным интересом изучал эту великую страну; ее культуру, историю, литературу, внимательно следил за статистикой (очень сомнительной), экономическими данными. Впрочем, имея советский опыт, он вводил свои коэффициенты; всякий раз приезжая оттуда увлеченно рассказывал об успехах. Но он совершенно не видел для России китайского пути,- не та уже социальная структура страны, нет резерва в деревне; опоздали на пятьдесят лет.
И потом, как он сказал однажды публично:
- Где вы возьмете столько китайцев?
Рассказывал, что уезжая из Китая всякий раз думал, надо же как-то поделиться впечатлениями, а как дать совет, если его не просят? Улыбаясь, он рассказывал, что полночи накануне отъезда громко и отчетливо, как диктовал - рассказывал жене, что он считает необходимым сделать в Китае в первую, вторую и третью очередь. Маша слушала; она всегда была его главный слушатель. Ей он посвятил свою блестящую работу “Аномалии экономического роста”, помню, мы ее обмывали, еще на Осенней, он зачитывал из нее кусочки. Машины глаза сияли.
А через несколько лет его приглашали опять. Он восхищался древностью и непрерывностью китайской цивилизации.
Поэтому его советы, его мнение, его личная дипломатия воспринималась очень уважительно. Тут его личность надо принять к сведению: человек совершенно бесхитростный, он мог не говорить ВСЮ ПРАВДУ, но неправды он не говорил никогда.
Он был дружелюбен, очень конструктивен, всегда способен понять позицию и аргументы партнера, он искал решения, не давил на свою правоту и всегда был готов оставить лавры миротворца другим. Идеальная кандидатура.
В силу специфики такой деятельности она не может быть публичной и никогда не станет полностью нам известна, полагаю.
ХХХ
Продолжал просыпаться, вспоминал, что читал вчера на ночь его “Долгое время”. Про разное время разных цивилизаций и стран; про отставание от лидеров на поколение, два, три, пять, на столетие. Про особые условия, которые только и создают предпосылки устойчивого роста, о котором он с годами говорил все осторожнее…
При его очень критическом, но уважительном отношении к марксизму, не отказа - именно перехода на другой уровень (через сочувственное цитирование в сносках, которое в этой книге - один из главных приёмов полемики).
Очень трезвое, иногда кажущееся почти циничным строго профессиональное безоценочное описание роста тоталитарных режимов Германии, сталинского СССР. Аргументация (опять-таки через обильное цитирование), что непонимание изменившихся реалий, недооценка возросшей мощи Германии, Японии и США и отсутствие у них соответствующего места в финансовом и экономическом мире, привела к войнам 1914-1945 гг. (обратим внимание на это широковатое обобщение: опять-таки, как из далекого будущего на недавнюю, неостывшую горячую историю смотрит он.)
…Ходил в магазин, пока шел обратно с продуктами продолжал думать про эту книгу, над которой он работал увлечено, как ни над какой другой. Мы публиковали в журнале одну за другой выходившие из-под его пера статьи, ставшие главами книги.
Он не бросается осуждать тоталитаризм. Напротив, он (через цитирование) говорит, что, вероятно, изоляционизм и импортозамещающие стратегии были не просто волюнтаристски выбраны авторитарными и тоталитарными режимами, но, возможно, их к этому выбору подтолкнули реалии мирового окружения, протекционистская волна, захватившая мир…
Это, разумеется, все имеет прямое отношение к современности, книга-то у него остроактуальная, учебник для управления Россией.
И все больше и больше он приходит к печальному выводу стоика, что многое, если не все, определяется культурой, сложившимися институтами, особым путем каждой страны, ее детством.
Чем больше он внедряется в тонкости международной исторической статистики (которая, конечно же, условна и произвольна, основана на предубеждениях, построена на оценках, скреплена методологическими скрепами) тем больше и больше признает неэкономическую, а может, и иррациональную первопричину экономических процессов - подъемов, спадов, кризисов, катастроф, стран, империй, цивилизаций. Все больше видит оснований экономики в социологии, культуре и в демографических процессах.
В поисках аргументов он бродит - и не боится заблудиться - к истокам, к неолитической революции, спускается во мрак предыстории, в пещеры раннего детства человечества, к древнему Египту, Греции, Риму, Китаю, Междуречью, к зарождению первых аграрных цивилизаций; и ищет в них универсальную Формулу ИСТОРИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА, свой агностический исторический стоицизм. Его исторический стоицизм, несмотря на всемирный контекст, которым полна книга, очень русский по своей ментальной сути. Очень напряженный по поиску ответа, который, возможно, вовсе и не присутствует в этом наборе фактов, тезисов, и обобщений.
Он собирался написать об этих поисках несколько томов, может быть, в них мельком появился бы бог, или тени богов.… Во всяком случае, всякого рода книги о праистории, о структурной исторической лингвистике, исторической антропологии, он поглощал с жадностью.
Поскольку думал я про все это на улице, с сумками в руках, без книжки, то вернувшись домой, надо поверить все мое рассуждение пространными извлечениями из “Долгого Времени”.
ДОЛГОЕ ВРЕМЯ… Название это пришло к нему на рыбалке, куда он пригласил дочь Машу и меня... На озере под Вышним Волочком мы были тогда, в начале мая 2005 года. Он тогда искал название, у него было несколько вариантов, он обкатывал их на друзьях и коллегах. Я, помню, был за “Длинную историю”, он выбрал “Долгое время” сказав, что время гораздо более емкое и долгое понятие, чем история.
ХХХ
Про этику Гайдара.
Егор Гайдар, в жизни человек очень строгой морали, до щепетильности честный в отношениях и высказываниях, в своей научной деятельности этику как объект рассмотрения не включал. Даже приступив к монументальному описанию мировой экономической и политико-социальной истории, «всеобщей истории всего», как в шутку называли «Долгое время» его близкие друзья, он избегал использования нравственных категорий и моральных оценок. Кровавые пертурбации революций - английской, французской, русской он описывает с холодком летописца, не давая оценок, только приводя факты и свидетельства. Но, однако, подразумевая, что кровь, голод, бессудные казни - это однозначно плохо, абсолютное зло.
Этическая система его взглядов выстраивается сама собою, как писал Швейцер, из «мистики этического слияния с бытием».
Предпринимая реформы, которые вели к большим социальным последствиям, Гайдар, конечно, взвешивал этический их компонент. Он сознательно с самого начала принял на себя ответственность за все последствия реформ, проклятия и угрозы, понимая, что человек, объявивший о пустой казне, о неоплатном вкладе сбережений не будет прощен, чтобы он ни говорил.
Экзистенциальная философия подразумевает стоическое выполнение своего долга, понимаемого как императив; но Гайдар не исповедовал экзистенциализма; он для него был слишком романтичен. Императивом для него, я думаю, был волевой (и нравственный) акт принятия решения, за которое должна последовать ответственность, скорее даже в правовом смысле, - как наказание, в противном случае, без ответственности, обесценивается и сам волевой акт, и его результат.
Гайдар, как агностик и ученый, понимал и признавал, что «реальная социальная практика, деятельность есть высшая степень и оценка эксперимента».
Гайдар, как человек, не признавал морального компромисса. Любой компромисс - это моральное поражение. Гайдар-политик понимал, что политика - это как раз искусство компромисса между различными интересами, нестационарное состояние равнодействующей различных воль.
19 августа 1991 года, когда власть захватило ГКЧП, он принял совершенно определенное решение, вышел из КПСС и пришел в Белый дом, на сторону Ельцина. (Как он говорил, у меня репутация довольно умного человека, и многие решили, что он принимает такое решение, потому что что-то знает, чего другие не знают.) Он же повиновался своему этическому чувству.
«Этика в ситуации выбора не приемлет прагматичной целесообразности и поэтому позволяет быть наиболее целесообразным».
Он вернулся в ельцинское правительство в сентябре 1993 года, когда до предела обострился кризис отношений Президента Ельцина с Верховным советом.
Он призвал народ выйти на площадь перед Моссоветом в ночь на 4 октября 1993 г. и приготовил к раздаче оружие сторонникам Ельцина, понимая, что это шаг к возможной гражданской войне.
Он был одним из разработчиков Беловежских соглашений - «они написаны моей рукой», писал он в предисловии к книге «Гибель империи», слова, снятые потом осторожным редактором (мною).
Он принял решение и встал на сторону одной из противоборствующих сил в Таджикистане после рискованного его полета в Душанбе в сентябре 1992 г.
Он принял много далеко идущих и полных тяжелейших, в том числе необратимых последствий решений, - но он не отказывался от них, считая их неизбежными.
Однако, когда в декабре 1994 года начались военные действия в Чечне, он с первых дней категорически выступил против чеченской войны, возглавив оппозицию этому трагическому, по его мнению, решению Ельцина.
Несмотря на это, он сначала отверг возможность, а потом все-таки поддержал Ельцина на выборах 1996 г.
Гайдар связал Ковалева с Черномырдиным и его участие в деле первомайского роддома трудно переоценить; он собирался и сам стать заложником.
Он поддержал и Путина в 1999 г., считая его тогда меньшим злом, чем Лужков и Примаков. Он определенно выступил против тенденций авторитаризма путинского-медведевского режима.
Ему много раз приходилось делать выбор из альтернатив, среди которых хороших - нет.
В такой ситуации мало обладать опытом и нравственным чувством; необходимо иметь определенную систему взглядов, чтобы ориентироваться в мире с уничтоженными координатами.
Смею утверждать, что система взглядов и этическая система у него была.
На первое место он ставил, как я полагаю, внутреннюю честность перед собою (карамзинское «не унижая своей личности»), внутреннее самостояние. Столь высокое, что по сравнению с ним ничто - ни честное имя, ни благополучие, ни популярность, ни карьера, ни научная репутация не имели решающего значения.
Моральная оценка в истории сложная вещь, она оценивается результатом. И то, что случилось со страной потом, и в последние годы, и вся эта политическая стагнация, которую он неуклонно осуждал и от нее дистанцировался. И наступление на демократические институты, и авторитаризм, и шапкозакидательство, и эта пошлая плебейская манера поведения в мире, - все это не могло ему не претить, но он заставлял себя сдерживаться, оценки выдавал самые взвешенные - хотя и не оставляющие сомнения в его истинном отношении…
Он, - говорил над гробом Алексей Кудрин - скромно стоял в тени, давал нам советы...
Он стоял в тени, во-первых, потому что его туда загнали, не позволяли выйти из тени, а во-вторых, потому, что не одобрял множество из принимаемых властью решений.
Говорили, что он страдал от непонимания, враждебности общества… Конечно, но на это он и не рассчитывал, как не рассчитывает физик-теоретик, или кинорежиссер, на признание толпы. Сергей Синельников искренне сказал на прощании, что все знали, что он на голову, на несколько голов выше всех, это очень было трудно, работать рядом с таким человеком, надо же как-то и собственную личность сохранять…
Март 2015г.
…Я был в составе российской делегации, возглавляемой Гайдаром в поездке в Польшу в начале сентября1992 года. Мы встречались с премьером Ханной Сухоцкой, с Лешеком Бальцеровичем и с Президентом Валенсой.
Недавно я снова был в Варшаве ,встречался с великим режиссером Анджеем Вайдой в его доме. 6 марта ему исполнилось 89 лет. Разговор был долгий, интересный, трудный. О нем в другой раз. На прощание Вайда подарил нам свой фильм про Леха Валенсу. «Walesa-Man of Hope»
Так сложилась знаменитая кинотрилогия: “Человек из мрамора”(1976), “Человек из железа “(1981) “Валенса. Человек надежды” (2013). Ничего подобного - мощного, эпического и честного о нашей недавней истории в российском кино нет и в близкое время быть не может. А жаль.
А я летел в Москву и подумал: ведь для той новой России, которая в августе 91 пошла за Ельциным и потом поверила молодому, улыбчивому и умному вице-премьеру и министру экономики и финансов Егору Гайдару - именно он и был тем самым Человеком Надежды. Надежды на совсем другую жизнь, которую мы когда-нибудь построим в нашей стране.
ВИКТОР ЯРОШЕНКО
2009-2015